Александр ЕГОРОВ

СТИХИ ИЗ КНИГИ “НОСТАЛЬГИЯ” (М., 1998)

НЕСКОЛЬКО СТИХОТВОРЕНИЙ, НЕ ВОШЕДШИХ В КНИГУ

Александр Петрович Егоров (1956 – 1993). Поэт, переводчик, журналист. При жизни печатался в самиздатских журналах “Корабль дураков”, “Корабль”, “Морская черепаха”, после 1989 в газете “Гуманитарный фонд”, альманахе “Индекс”; посмертно стихи выходили в журнале “Соло”, в антологии “Самиздат века”. В 1998 г. была издана книга “Ностальгия”.

Он начал писать стихи в достаточно зрелом возрасте, но очень быстро дописался до своего. Миновав элегическую расплывчатую лирику, отзвук которой различим в некоторых стихотворениях, он, как и многие другие поэты 80-х, надел маску, взял на вооружение чужое расхожее слово. В его стихах появился образ “провинциального поэта” – наивного, искреннего, иногда косноязычного.

Бежит куда-то ежик,

Блестит на солнце гриб.

А вы вот так несложно

Стихи писать смогли б?

Эти “несложные” стихи вписываются в постобэриутскую традицию, и совсем не случайно Егоров высоко ценил поэзию Дмитрия Александровича Пригова. Но жёсткое и строгое следование выбранной стратегии литературного поведения требовало немалых сил, постоянного самоконтроля, определённой внутренней холодности. Ничто из перечисленного Александру Егорову свойственно не было, и маска то и дело сползала, открывая искажённое болью лицо. Может быть, лучшие стихи Егорова и возникали, когда истинное, непридуманное, пережитое чувство просвечивало сквозь иронию и гротеск.

Андрей Урицкий

ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ К КНИГЕ:

Представьте себе сорокалетнего девственника, галантного кавалера, который боится женщин, алкоголика, знающего 20 языков, эстета с натруженными крестьянскими руками, бродягу, одетого в элегантный костюм, сдержанного и корректного, как австрийский чиновник, ловкого точно молодой бегемот, умницу и философа с параноидальной манией “заговора Турок” против человечества. Поклонника Клейста и оголтелого исламиста. Скажете, это и есть автор? Боже мой, ну разумеется нет! Таким он представляется мне в воспоминаниях, без претензии на объективность.

Мы звали его “Петрович”, иногда “Сашатка” в глаза и “Александр Петрович” заглазно. Я обещал ему признание и богатство. По крайне мере, хотя бы публикации. Ничего этого не было. Постепенно наше кухонное веселье и эйфория куда-то испарились. Развалился “Гуманитарный фонд”. А “Сашатка” насмерть замерз в электричке.

Михаил Ромм