Дмитрий ГАЙДУК
ВООБЩЕ О ТРЕТЬЕМ
по поводу книги А.Босенко "О ДРУГОМ"
Если честно, то книжка нашего уважаемого автора
вызвала у меня не самые лучшие чувства. И я долго
не мог разобраться, почему именно: ведь она ничем
не хуже и не лучше того мейнстрима философской
прозы, в котором уверенно плавают сотни
аналогичных авторов, не вызывая ни у кого
никакого раздражения. И вот я долго думал, почему,
и тут вдруг меня осенило: ба! Да это же видно при
самом поверхностном
взгляде! Смотрите сами: бисерный шрифт, серая
бумага, абзацы на полстраницы - да это же заранее
обрекает книгу на нечитаемость. Ладно, пусть
бумага серая - но можно ведь было дать кегль
пунктов четырнадцать, и насколько бы это все
иначе читалось. А в нашем случае возникает
впечатление, что автор просто не хочет, чтобы его
читали дальше аннотации или, в крайнем случае,
предисловия. Ведь не думает же он, в самом деле,
что магия имени "Алексей Босенко" заставит
читателя ломать глаза об этот серый бетон.
Впрочем, при более пристальном взгляде я
обнаружил, что выбор столь мелкого шрифта имеет и
другую причину. Дело в том, что автор несколько не
в ладах с пунктуацией: например, он регулярно
забывает выделять причастные и деепричастные
обороты ("теряет запятые"), что, естественно,
порождает определенные трудности при чтении и
понимании, а кроме того, характеризует его
образованность не с лучшей стороны. При мелком
шрифте это не слишком бросается в глаза, зато при
крупном было бы очень заметно. Кроме того, были бы
заметны весьма приблизительные понятия о том,
как писать "не" с прилагательными, и
довольно страннные взгляды на правописание
некоторых слов (например, "дефицит",
очевидно, производится автором от английского
"difficulty"). Таким образом, здесь срабатывает
старинный школярский прием, когда нелады с
правописанием маскируются с помощью
неразборчивого и мелкого почерка, чтобы учитель
не вчитывался, а пробегал. Но ведь насколько
проще было заплатить долларов пятидесят тому же
корректору - и книжка уже выглядела бы прилично.
Некоторые почитатели нашего уважаемого автора
могут сказать, что все это мелочи. Пожалуй. Но эти
мелочи очень сильно напоминают досадные
особенности нашего провинциального
"от-кутюр'а". Смотришь издали - смелая
революционная модель, куда там тому Пьеру
Кардену. Подходишь ближе - а там строчка поведена,
рукавчик слегка перекошен, оттеночки подобраны
исходя из имевшегося в наличии материала - и так
далее. Особенно смешно и жалко смотреть, как
какая-нибудь провинциальная топ-модель (тоже
девчонка что надо, все при ней) надевает это на
себя и шагает по подиуму, вся деревянная от
напряжения, с натужной улыбкой и как бы
непринужденными жестами. Совок, Господи, родной
Совок.
Кстати, на этом фоне весьма неслучайны
марксистские апологии наш. ув. автора. Один из
выдававшихся марксистов в пылу полемики как-то
пообещал "научить каждую кухарку управлять
государством". Научил или не научил, но сегодня
и в самом деле кухарки рассуждают о политике,
эстрадные звезды делятся кулинарными рецептами, наркоманы выходят
на эстраду и учат всех жить, философы сражаются
за чины и почести, а поэты и филологи занимаются
философией. Кстати, очередная стадия нисхождения
древней Софии (мудрости) в плотноматериальные
массы: сперва она превратилась в Философию
(любомудрие), а затем - в Филологию (любословие).
Короче, все смешалось в доме Облонских.
И если бы такое смешение жанров творилось
только в Совке. Но ведь сегодня мы наблюдаем это
во всем мире - наоборот, Совок еще относительно
долго боролся за сегрегацию профессионального и
любительского искусства (пусть чисто формально и
безуспешно, но все-таки такая борьба велась). С
тех пор, как "от-культюр" перестала быть
сферой государственного приоритета и престижа (а
случилось это после второй мировой войны), все
акценты сместились на массовые формы искусств:
телевидение, кино, шоу-бизнес, спорт,
журналистику, рекламу. Туда ушли большие деньги,
а вслед за ними потянулись и специалисты. Власти
мира учли опыт начала века, когда массы,
практически оторванные от "утешения
философией", учинили такой дестрой, что только
ховайся. Сегодня все самое интересное, самое
новое, самое живое (также и в смысле новых
философских веяний) создается именно в массовой
культуре; а кафедры и институты превратились в
своеобразные резервации для инвалидов
интеллектуального фронта, которые все жуют
мочало, сотворенное именитыми мочальщиками
европейского интеллектуализма. Для утешения
этих убогих создана даже специальная теория о
том, что философия не может существовать вне
языка, а следовательно, не может заниматься ничем
кроме анализа этого самого языка. От такой теории
веет безнадежностью и бессилием, но и здесь
найден очень хитрый ход: безнадежность и
бессилие возведены в ранг трансцендентных
категорий, составляющих суть человеческого
бытия. Так
что, нэ трать, кума, сылы, опускайся на дно.
В этом смысле наш ув. автор прав: в Совке было
трошки пополучше. Там мы знали: шаг влево шаг
вправо считается побег. А поскольку стрелять в
нас было запрещено (в крайнем случае, могли
сапогом по сраке, и то не слишком сильно), очень
многие делали этот самый шаг влево или вправо, и
это придавало их деятельности особый шарм.
Сегодня нам можно все: и вправо, и влево, и вверх, и
вниз, и даже внутрь - и все это уже лет пять как не
круто, оскомину набила вся эта перестройщина.
Всего пять лет абсолютной бесконвойности
сделали то, что за семьдесят лет не мог сделать
конвой: сегодня шагать куда бы то ни было
считается несолидным. Чтобы не впасть в попсу,
нужно (вполне, кстати, по-западному) топтаться на
своем пятачке, утрамбовывая его до асфальтовой
твердости (ср. название главы: "Метафизика
твердого текста"). В этом наш ув. автор выгодно
отличается от многих своих коллег - они топчутся
мудро и основательно, а он крутится как дервиш,
выкрикивая вместо имен Аллаха всего два, в
общем-то, бессмысленных слова: Время и Красота.
Иногда к ним добавляется третье: Образ; иногда он
даже радует читателя словосочетанием: Свободное
Время. Но и эти слова не несут никакой смысловой
нагрузки. Если кто-то со мной не согласен, довайте
проведем простой эксперимент: заменим слово
"образ" чем-то столь же неконкретным и
подходящим по ритму - например, словом
"гешефт". Получается вот что:
"Убоявшись избыточнословия, гешефт
прерывается как голос от волнения... Гешефт мутит
от неприкаянности, от мимотекущего времени. Он
начинает глаголить...
Развещевание гешефта (гешефт - сам термин -
очень мало передает. Гешефт непереводим,
непередаваем.)...
Сопротивление тяжелой массы языка принуждает к
гешефту, создавая избыточное давление..." И так
далее.
Дальнейший анализ текста показывает, что
замена ключевых понятий - далеко не самое
интересное, что с ним можно сделать. Здесь можно
менять местами фразы и даже абзацы, переставлять
страницы - и все это никак не повлияет на его
смысл. Можно даже (как попытался сделать наш ув.
автор) выстроить взаимопересекающиеся цепочки
из слов, эдакие магические квадраты, которые
читай в любую сторону - а смысл один и тот же:
СИМУЛЯЦИЯ ПРОСТРАНСТВ КУЛЬТУРЫ. То есть, говоря
уличным языком (элементы которого наш ув. автор
тоже употребляет, хотя и в тщательно
закавыченном виде) - так вот, на уличный язык это
можно перевести приблизительно так: ЗАКОС ПОД
КУЛЬТУРУ.
И в самом деле: закос под культуру. Вот
замечательная игра для умных мальчиков и
девочек. В контексте этой игры становятся
понятными мотивы многих загадочных людей и
необъяснимых поступков. И если данную книжку
рассматривать именно в данном игровом контексте,
то сам факт знакомства с нею мог бы дать каждому
культурнокосильщику по парочке призовых
купонов; а за написание книжки, если правильно
выстроить игровую тактику (т.е. оформление,
рекламу и проч.) можно огрести столько купонов,
что и до старости хватит. И беда не в том, что
книжка плохо сделана - во-первых, она таки не так
уж плохо сделана, а во-вторых, для игры это
неважно; напротив - здесь иногда чем хуже, тем
круче. Беда в том, что подано все это так неловко,
с таким пренебрежением к правилам игры, что ни
факт выхода книжки, ни факт ее прочтения не дает
никаких надежд на вожделенные призовые купоны.
Впрочем, может
быть, я и ошибаюсь - я ведь в эти игры не играю,
откуда мне знать, какие там правила. Может быть,
наш уважаемый автор как раз делает все правильно,
как молодой гроссмейстер, а я тут стою за спиной и
подсказываю: "лошадью ходи, лошадью!". Ну, не
походит он лошадью, а если и походит, то совсем не
по моей подсказке. В любом случае, я ему желаю
удачи - во-первых, как земляк земляку, а во-вторых,
просто как человек человеку. Всем нам нужно
немножко удачи, чуть больше здоровья и
много-много радости по этому поводу. Спасибо за
внимание.
(май 1998) |