РЕКОНСТРУКЦИЯ 2 Можно всякую деталь перемещать в иное измерение, тогда она становится мифологией, то есть пространством «Х» – лиса-оборотень, символ текущего поколения, гуляет по земле поземкою, верещит на языке синиц. 3        Москва кишит «акулами бизнеса», которые шныряют по ее закоулкам, вынюхивая и вышаривая остаточный капитал на задворках свечных заводиков, табачных фабрик и контор по распространению туалетной бумаги. Они правят бал мелочного казнокрадства и склочного предпринимательства, готовые ради лишних ста долларов продать душу первому попавшемуся на глаза бесененку. Плагиат духа, пародия на вдохновенное варварство, денежный дырявый мешок, перевязанный бельевою веревкой, заштопанная вечность, из которой сыплются медные пятаки, звеня о беззубую мостовую…        Третий Рим зашкаливает…        Центр обеспечения безопасности полетов заперт на ключ, эмоции перехлестывают через край, засасывают и истощают... Сердце пульсирует как радар, нащупавший вражеский след в мутном промасленном воздухе.        Москва все туже затягивает на руках резиновые жгуты обиды и недоумения. Дороги – слякотные, ветер – пронизывающий, небо – запеленатое свинцовыми, безрадостными тучами.        Вокруг разлита мутно-желтая взвесь мелких страстей, подавленных желаний, опрометчивых решений и мелкокалиберных поступков. Дышать все труднее: мучает одышка, перехватывает дыхание, утром к горлу комком подступает тревога, мелкий предрассветный озноб не отрезвляет, но встряхивает подобно разрядам электрического тока. Да и Москва, и так уже давно не представлявшаяся укромною и родною, как в детстве, теперь кажется и вовсе чужеродной, насупившейся и не по-доброму взъерошенной. Антлантида, и та ближе, чем этот угрюмый гигант, в котором живут исключительно банкиры средней руки, мошенники-поденщики, женщины неопределенной кавказской национальности и престарелые геи-энциклопедисты, плотоядно облизывающиеся при виде лакомого куска распростертой Турции или римских анналов в перспективе итальянских каникул.        Чтобы подняться, надо упасть, чтобы желание исполнилось, – отпустить хлеб по водам, чтобы не оторваться от земли окончательно, – получить под дых, да так, чтобы мало не показалось. Ибо кто же захочет добровольно трудиться, корпеть и мытарствовать, если эфир и так в твоем полном распоряжении и прозрачные птицы медитации вечно кружат в ожидании печального одинокого путника, держащего курс на разреженный воздух гор в ореоле дымящегося, пульсирующего заката?        Тем временем информация набухает как пузырь, который должен прорваться…        Слово не успевает за реальностью, оно бежит, как лиса по свежему тонкому снегу, размахивает хвостом нарративности, визжит и играет… Но ему не успеть за событием, которое, как бы ни была лиса хитра и изворотлива, за его вылазкой, всегда успешной и превосходящей силами. Сны – снами, гадания – гаданиями, а нить Ариадны продолжает кровоточить и виться по своему произволу… Ноябрь наступает силами Сатурна, тусклое Солнце скулит и жалуется на непогоду… Новый тип планеты-гиганта – магическое число 17 – приближается к нашей орбите. Сила лучей Мандельброта в очередной раз демонстрирует свое бесконечное множество и рассредоточенность в пространстве и времени. В этом есть нечто пугающее и манящее – реальность опять кроет козырями, и пересекающиеся параллельные вновь вьются и мнутся в искривленном пространстве нежности и отчаяния…        Каждый день поджидает катастрофа эмоций, и хуже – к ним подверстывается событие, зажимающее и замораживающее чувства и мысли. Гул голосов, новые фигуры на карте происходящего, наш компьютер – единственная зашкаливающая единица времени, первой телесной сущности, пресмыкающейся перед текущим потоком реки Гераклита, а это – по меньшей мере означает несоблюдение иерархий, что само по себе – на грани греха несоответствий…        Эгрегоры спорят за обладание нашими душами, телами, всей сутью – а мы даже не знаем их имен и полномочий. Это почти обидно, если бы не уверенность в их значимости и несоизмеримом перевесе их сил над нашими, убогими. Они – бьются, самодостаточные и точные в своих ударах, а мы – мнемся и рвемся, плачем и плавимся, как свечи…        Полоса признаний оборачивается призраком предрассветного разума-оргазма, ожидание воплощений мысли – живым и жутким трепетанием реализованного разума. На что жаловаться, кому писать донос в Небесную Канцелярию – «сами себе режиссеры», оплата за разнузданность и жестокость предков, за анонимность текущего временного процесса, вязкого и непредсказуемого…        Вызов? Но на что и кому? На бой с собственною тенью? С оккупантами духа, с вербовщиками смуты, с хилыми, но цепкими хорьками страха, вцепившимися в горло, потерявшее способность к пению? (Гробница фараона была рядом, и запеленатая мумия уже начала путешествие в далекую Московию…).        …Шелестит дождь, октябрь шевелится в опавших листьях сиамскою кошкой, в воздушном туннеле рокочет след самолета, – а любовь сквозит сквозь время шелковою нитью, тянется жалобой флейты, звенит звездой в кипарисе, играет в прятки со смертью. Не прейдет ее звук, не престанет, над заброшенной пагодой ночь, ворон сидит одиноко… Близнецы и ветер…        Канитель восхода… 4 Когда ты наг и невредим и словно лист сухой безволен, с далеких хрупких колоколен к тебе взывает побратим. 5 Он – композитор, я – шаман: бубен стихий, неразменная нить… Я не пишу совершенных стихов, я – только голос, натянутый, просящий пить. Когда повезет, я погружаюсь в транс, он лепит гармонию, мастер форм. Я – до предела отточенный лунный луч, маятник света, господин грозовых реформ. 6 Слушаю тебя издалека, как сквозь вату, которою плотно забито пространство, иногда тонкий колос иль дудочка млечной зари, чаще – голос, зашитый в мохнатый костюм постоянства. 7 Прекрасный и непостижимый мир лежит за окнами трясущегося града, но нам все что-то мало и не надо смотреть на воздух Внутренней степи. На гнущиеся ветки голых тем глядеть не стоит - много ли мороки? Огонь и смерть в небесном повороте, обида тает, бодрствует апрель. И забывая, что мы и зачем, в пыли и прахе обнажая душу, что мы приветствуем: двудушие иль сушу, Колумба завязь или злобный хмель? И запертый на ревность мир храпит, ему бы вырваться из плена тьмы и тела – горит огонь в корзине-колыбели, и навзничь пограничный сон свербит. Ты хоть когда-нибудь из кожи вылез вон, себя, как ложкой арестантской, черпал, или лакал, как правнук Евы, евнух, обиды завязь, череп правды ел? Но теплится свеча далеких стран и грозно винограда грозди тают, и Ариэль над раненым витает – так поклонись ему, как заскорузлый шмель. 8        Черный человек блуждает по Интернету, прогрызая в кибер-пространстве рваные дыры. Изворотливый червяк-оборотень, он влезает в чужие разговоры и постели, оскверняет виртуальные форумы, в которых размножается, разлагается на множество мнимых собеседников, семенит подлостью и обманом.        Грязными шаловливыми ручонками он хватает лакомые кусочки чужой гениальной речи и, обсасывая их и корежа, являет на свет мерзкую пародию на самого себя, всегда готовый выдать собственные испражнения за талант, а свою ветхую и перелатанную до дыр душу – за нечто вразумительное и чистое. Напрасный труд, ведь всякий имеющий глаза да видит, как этот слизняк проникает задними ходами в чужие судьбы, исподволь гадя и мытарствуя в пересеченной местности современной российской литературы. И, как любой маньяк, от жаждет, чтобы «толпа» знала про его выходки, иначе ему и жизнь не в жизнь. Поэтому иногда он превозмогает трусость и начинает кичиться своими «подвигами».        Он самоуверенно уверяет, что занимается «моделированием операций», подразумевая под этим то, что всегда являлось прерогативой стукачей и более ответственных работников в штатском – подстроить избиение поэта, вылить на того, кто и в подметки тебе не годится, цистерну помоев в виртуальном форуме, подслушать телефонный разговор, взломать очередной почтовый ящик на mail.ru, доставать ночными и предутренними звонками ни в чем не повинных людей, захламить бредовыми эсемесками мобильники ваших друзей, или, как он сам бахвалится, заплатить 500 баксов «Билайну», чтобы получить полный текст эсемесок нужного ему человека…        Со временем он становится все злее и настойчивее, цепляется как репейник за вашу жизнь и подкрадывается к вашим близким, доставая их с поразительной смекалкой, расторопностью и холодной бесчувственностью.        Прав был Сальвадор Дали, когда говорил, что к тем, кого Бог наградил силою или, иными словами, талантом, просто льнут сумасшедшие. Недаром этот черный тип чует аромат крайностей, ему импонируют сильные колебания и эмоциональные встряски, ведь для таких психов, как он, недалеких и недальновидных, лучшая пища – дармовая энергия, к которой они присасываются, как фантастические пьявки к высоковольтным линиям, и отодрать их не так-то просто. Эти упыри пытаются жрать чужую жизнь, подкрадываясь исподтишка сзади и отламывая от тебя лакомые кусочки бытия и свободы. Конечно, своего-то у них нет как нет, вот и приходиться пресмыкаться перед другими, лапать их своими трясущимися ручонками, просить милостыню или нагло вторгаться на чужую, запретную территорию, притворяясь невинными ягнятами в поисках овцы-мамки. И если распоряжаться данным тебе вяло, неаккуратно или слишком опрометчиво, эти присоски будут только рады – так ты становишься более уязвимым, а значит, и более съедобным…        Он высовывает нос из зловонной кучи отбросов речей и забракованных чувств, шепелявя: «Я тебя люблю», и гримаса грязной обезьяны коверкает его слова, и речь дребезжит по рельсам сознания проржавевшей, дряхлой дрезиной. Комплекс Герострата – его огонь, невежество – ежедневная пища. Позор кибер-панка, наваждение болтливых редакций и привокзальных сортиров, он оскверняет воздух испражнениями больного духа, писает на стенах подъездов едкой, кислотною краской – он гадит всюду, куда ему удается проникнуть.        Его удел – разрушение созданного, пародирование высокого, уничтожение поэзии, присвоение чужого только для того, чтобы придать ему уродливый, искаженный облик. У него много прозвищ, но, как ни странно, он носит имя, присвоенное ему от рождения. И оно издевается над его носителем-завистником, имя великого завоевателя и полководца Малой Азии. Зато фамилия (вот забава!) – кривляется псевдонимом третьесортного фельетониста: Ку-зя-в-кин…        Обратная сторона медали, личина облика, шершавый язык похоти, слизняк, ползущий по тыльной стороне ладони…Виртуальная помойка – его любимое лежбище, вертлявый стиль – высшее достижение его разума.        Но остерегайтесь: он умеет казаться вполне респектабельным и заслуживающим доверия, исподтишка подкрадываясь к сильным мира сего. Не попадайтесь на эту удочку – вы рискуете увязнуть в гиперпространстве пошлости и идентифицироваться со структурой образцового, заразного безумия… «Не всякая душа от света, и не каждый человек – от бессмертия…» 9 Ревность и злоба взрывают приветствие, гаснут, волком не лучше ли быть, выть на родную страну. Или еще, это лучше всего – видишь нечисть: горло бы ей перегрызть и перепрыгнуть на Марс. 10 Еще скажу: мне страшно, но не бойся – сестра заветная, эльфийские огни мерцают в кроне сентября-платана… Пишу тебе под шепот Низами. 11 Друг, держись! за рыхлою стеною ожидает радуги стезя. Ветер с моря, дудочка покоя, млечное свеченье всех и вся.