ИНСТРУМЕНТЫ ДЛЯ НОВОЙ АНТРОПОЛОГИИ

Интервью для сайта Novinki.de, март 2009.
Русский текст и немецкий перевод: Татьяна Хофманн.

Игорь Сид (Сидоренко) известен как куратор и эссеист, прежде всего, популяризацией понятия "геопоэтика". Его эссе затрагивают широкий тематический спектр - от терроризма и утопического сознания до биологической изнанки человека. Среди наиболее важных его инициатив - Боспорский форум современной культуры в Крыму и первый афро-украинский фестиваль (Ангола-Украина, 2001). Менее известной до сих пор оставалась поэтическая сторона его творчества, представленная в 25-м выпуске американского журнала "Reflect".



- Как вы обозначаете Вашу профессию? Журналист, деятель искусства, поэт, биолог и т.д. - или всё вместе?

- В трудных поисках общего знаменателя к своим профессиям я вспоминаю собственный давний, неожиданный для меня самого, ответ на вопрос критика: что представляет собой мой Крымский клуб? Формулировка получилась максимально простая и короткая: "концентрированная форма жизни современной художественной культуры".

Таким образом, Ваш покорный слуга - просто деятель культуры, раскрывающий и воплощающий новые артистические тенденции. А если выстроить мои интересы по убыванию, то я, конечно, - писатель, куратор-концептор, рефлектирующий путешественник и естествоиспытатель, далее всё остальное...

- Оглядываясь назад: что, по-вашему, главное в проделанной работе Крымского клуба? Какие цели достигнуты, какие отброшены, что планируете на будущее?

- Главным достижением работы Клуба, на мой взгляд, стало построение, начиная с 1998 года, прочного российско-украинского литературного моста. Укреплением и расширением этого моста занимаются теперь другие кураторы, а свою задачу - возведение основных конструкций - я считаю успешно выполненной. Должен отметить, что инициатором и первой скрипкой в украинской теме был не я, а историк, переводчик украинской прозы Анна Бражкина, живущая ныне в Праге. С нею же мы сделали много интересного и в области культурных контактов с Африкой.

О названии клуба... Отчасти оно является парафразом наименования ценимого мною футурологического "Римского клуба". У нас нет задачи "презентации современной культуры Крыма", однако мы периодически представляем отдельных крымских авторов.
В Крыму постоянно обитают несколько деятелей культуры мирового уровня. Я неоднократно привлекал их к акциям Крымского клуба в Москве и в Киеве. Это два крупнейших современных русскоязычных поэта - Иван Жданов и Андрей Поляков, интереснейший современный художник Украины Олег Тистол (он курировал украинскую программу Венецианской Биеннале), а также яркий художник-концептуалист, работающий с исламским культурно-историческим материалом, Исмет Шейх-Задэ, крымский татарин по происхождению.

Сегодня одной из важнейших задач Крымского клуба я считаю сближение, снятие напряжённости между опасно разрозненными русскоязычной и украиноязычной интеллектуальными элитами Украины. Но это огромная тема, отдельный разговор...

- Какие проекты последнего времени вы считаете наиболее важными?

- 2008 год стал для меня прорывным в двух планах.

В августе вместе с "оранжевым" политиком, депутатом Державной Рады Олесем Донием я провёл в Крыму и на острове Тузла украинско-российско-белорусский литературный фестиваль "Баррикада на Тузле". Этот остров, ставший знаменитым после пограничного конфликта 2003 года, - моя, как говорится, вотчина, "старинное владение": в 1993-1995 я проводил там акции Боспорского форума. Новый же фестиваль показал мне, что сотрудничество даже с таким тенденциозным деятелем может быть весьма плодотворным. (Позиция Дония, выступающего против равноправия русского языка в Украине, настораживает многих деятелей культуры и мне, в том числе, совершенно чужда.)

Сегодня вершиной моего арт-менеджмента, назовём это так, я считаю вышедшую в конце 2008 года, вопреки финансовому кризису, первую аудио-антологию русской поэзии - "СПА" (Современная Поэзия от Авторов). В числе поэтов, чьи голоса звучат на этом CD - Гандлевский, Кибиров, Родионов, Рубинштейн, Русс, Сабуров... Работа шла трудно, с паузами, но мы успели записать, в числе первых, гениального русского поэта Дмитрия Александровича Пригова, умершего в том же 2007 году...

- Наверное, вас часто спрашивают об этом, но не могли бы вы дать ещё раз краткое определение вашего понимания геопоэтики?

- Геопоэтика понадобилась мне когда-то как некое синкретическое понятие, объединяющее мой modus vivendi и личную философию. Но сегодня, через 15 лет, я склонен думать, что геопоэтика может стать важной категорией в новом осмыслении сущности человека, рабочим инструментом новой антропологии.

Семантика слова "геопоэтика" неоднозначна настолько же, насколько прерывна его история. Этот термин я придумал осенью 1994 года. Готовил эпатажный культурологический доклад для выступления на международном симпозиуме в связи с 50-летием Ялтинской конференции 1945 года. Меня пригласили туда мои идеологические оппоненты - пророссийские крымские историки и политологи. Дискуссии в знаменитом Ливадийском дворце были насквозь пронизаны понятийной системой геополитики. И я противопоставил этой парадигме - всё более анахроничной - позицию культуроцентрическую, гуманитарную.

Я описал геопоэтику как гипотетическую новую дисциплину, исследующую механизмы культурного тяготения и структурирования человеческого пространства (однако, не совсем по Хантингтону). Механизмы эти должны быть основаны не на амбициях власти, как в геополитике, а на творческих амбициях. Конечно, это была странная и дерзкая утопия. Однако новый термин, несмотря на свою абстрактность и неясность, "зацепил" многих. И я решил добавить соответствующий эпитет к названию своего клуба, который создал в Москве через год: Крымский геопоэтический клуб.

Это была эпоха крымского сепаратизма с президентом Мешковым во главе, и "литературные", неполитические коннотации с трудом воспринимались публикой. Тем не менее, к Первой конференции по геопоэтике, проведённой в Москве в 1996 году, мне удалось привлечь, в том числе, Михаила Гаспарова, его вклад оказался очень ценным. А вскоре этот "научный" термин, вброшенный в литературные круги, стал восприниматься как обозначение неких новаторских артистических практик...

Однако ещё через год выяснилось, что геопоэтика уже существовала до меня, во Франции. Её придумал культуролог и эссеист Кеннет Уайт (Kenneth White). Он тоже противопоставлял её геополитике, но в отличие от меня, понимал геопоэтику как написание текстов о путешествиях. Геопоэтика Уайта имеет дело с пространством изначально чужим, незнакомым для реципиента (прежде всего - маршруты трудных арктических экспедиций). То есть, пространство движения. Я же оперирую понятием пространства обитания - как бы классическое Lebensraum, но в культурном смысле. Пространство, которое нужно не расширять (это почему-то принято делать за счёт уменьшения пространства соседей), а артистически структурировать изнутри.

- В Германии геопоэтика ассоциируется сегодня, вероятно, в большей степени с Ю. Андруховичем и А.Стасюком, чем с Крымским клубом. Как вы относитесь к тому, что, по выражению Андруховича (на вечере с Б. Херсонским), они "одолжили" у вас этот термин?

- В текстах самого Стасюка этот термин я не встречал, он не склонен к теоретизированию. Полагаю, геопоэтический ракурс на творчество Анджея возник у исследователей благодаря Андруховичу.

Юрию я рассказал о геопоэтике в 1998 году. Он приехал по нашему приглашению в Москву, - впервые почти за десять лет с периода его ментального конфликта с Империей, описанного в "Московиаде". Крымский клуб, хотя не был специальным "антиимперским" проектом (просто эстетизированно "не-имперским"), оказался комфортной для него площадкой; с тех пор он побывал у нас с выступлениями ещё несколько раз.

Геопоэтика в интерпретации Андруховича неуловимо воспроизводит один из мотивов классической геополитики Ратцеля и Маккиндера, а также теории Хантингтона - идею конкуренции и несовместимости, даже вражды разных культурных пространств. Геопоэтика Андруховича - это публицистика о драматических различиях и споре национальных культур и менталитетов, заряженная вектором лидерских амбиций.

- "Фиктивное краеведение" Андруховича или западноукраинский проект "Потяг76" - это тоже формы геопоэтики в вашем понимании?

- Да, причём эти проекты выполняют взаимодополняющие функции. "Потяг76" выстраивает, наращивает новое культурное пространство Украины, а "краеведение" (не очень-то и фиктивное, на самом деле) - делает разметку этого пространства, прошивает его сетью координат и силовых линий.
А "лидерский вектор", о котором я говорил, это не метафора. Я имею в виду декларируемое Андруховичем отчётливое географическое направление: призыв к метафизическому походу на Запад. "Запад, Запад и ещё раз Запад" - люблю у него эту цитату.

Как Вы, наверное, заметили, я часто использую в своей работе этимологию как рабочий инструмент, как герменевтику. Например, название цикла эссе Юрия "Дезориентация на местности" я истолковываю заново: "дез-ориентация" - это отказ от традиционного направления на Восток ("Oriens"), как основного... В этом - весь Андрухович.

Если выражаться в терминологии "розы ветров", геопоэтика Уайта зовёт на Север, в суровую неиследованную Арктику; геопоэтика Сида - на Юг, в неустроенный Крым и малоисследованные Тропики; геопоэтика Андруховича - на Запад, в обжитую цивилизованную Европу. Кроме того, наши с Андруховичем концепты схожи тем, что включают в себя не только описание геокультурных пространств, но также и интенцию создавать или преобразовывать эти пространства.

- Считаете ли вы себя, при вашей роли культуртрегера, ещё и политическим борцом?

- Насчёт культуртрегера - согласен. Лет 15 назад в Москве возник даже более точный термин - "литературтрегер", предложенный куратором и издателем Дмитрием Кузьминым. Термин относится и к Кузьмину, и ко мне, и к Андруховичу как организатору украинских чтений в Берлине.

Однако "политический борец" - это не обо мне. Политикой я всерьёз занимался только 20 лет назад, активно включившись в общественную борьбу за перепрофилирование Крымской атомной электростанции (КАЭС), построенной с опасными дефектами. Добившись вместе с единомышленниками запрета на ввод КАЭС в эксплуатацию, я оставил политическую деятельность. Быть культуртрегером и заниматься политикой - всё равно что подстригать растения в оранжерее с помощью бульдозера...



- Могли бы вы себе представить, что вы поддерживаете идею "эстетической средней Европы"? Или представление о "Крыме" и "Мадагаскаре" для вас это заменяет?

- Идея "эстетической Средней Европы" мне очень близка. Это комфортное для меня пространство, несравненно более комфортное, чем пространство России, где человек чувствует себя гораздо менее свободным. В этом смысле Крым, как бывшая советская территория, больше похож на Россию, нежели на Европу, в виде например Варшавы или любимого мною Львова. Однако мне, как опытному путешественнику, привычно находиться в ситуации некомфортной. К тому же мой рабочий язык - русский. С 1995 по 2007 год я пробыл, как в длительной экспедиции, в основном в Москве. И вернулся в Украину не потому, что в России стало слишком неуютно (хотя такая тенденция очевидна), а потому, что стремлюсь расширить пространство деятельности.
Крым же для меня - это то, что называется "малой родиной". Родине, как родителям, прощаешь любые недостатки. А Мадагаскар - это такая "эссенция" Крыма, концентрированное соединение южной природы и патриархального быта, помноженное на множество исторических загадок и романтический ландшафт.

- Какую роль играют африканские мероприятия в концепте геопоэтики. Объясните, пожалуйста, какие параллели есть между вашими африканскими и крымскими проектами?

- Честно говоря, мне самому трудно свести к единому знаменателю свои проекты. Тропические проекты обычно, увы, вырывают меня из литературного контекста. Возможно, они важны для меня как ответ на впечатления детства, импринтинг: в конце 1960-х моя семья работала в Африке (отец - учёный-физик)... Моё тяготение к тропикам напоминает мне историю с Гогеном, который в детстве жил в Перу.

Однако в тропическом мире с русской литературой - сюжетами, цитатами, упоминаниями - тесно связан Мадагаскар. Вероятно, поэтому я занимаюсь этим островом больше всего.



- Что такое "зоософия" (один из тэгов в вашем блоге)?

- Этот термин, означающий осмысление феномена животной жизни на Земле, я взял из книги "Генезис науки" английского философа Герберта Спенсера. Но для меня это не только тэг в блоге, для сделанных мною фотопортретов животных и текстов о животных. "Зоософия" - это цикл дискуссий Крымского клуба между литераторами и зоологами о многообразных смыслах, которые несут в себе различные животные. Некоторые из зверей как бы являются воплощениями конкретных человеческих качеств (собака - "Верность", осёл - "Упрямство", лиса - "Хитрость", и т.д.). Можно допустить, что человеческая сущность состоит из спектра по-разному развитых "звериных" сущностей, плюс ещё что-то. Необъятная тема для размышлений.



- У почти каждого клочка земли есть своя многослойная история, и иногда кажется, что тексты об одном пространстве больше определяются его спецификой, чем творческими особенностями автора. Скажем, читая тексты, описывающие Чернобыльскую область, ощущаешь, что перед словом стоит везде что-то вне человеческой силы. Исходит ли зоософия из того, что природа обладает a priori собственной пространственной поэтикой и эстетикой, т. е. еще до описания в литературном тексте или воспроизведения на картине или фотографии?

- Интуитивно я приписываю природе имманентную ей поэтику и эстетику. Но говоря об эстетике любого объекта, мы подразумеваем наличие воспринимающего субъекта (esthes - "чувство"), а о поэтике - наличие субъекта творящего, автора (poiesis - "созидание, творчество"). Поэтому природа, вероятно, не обладает собственной эстетикой, если нет человека, который её созерцает, и лишена поэтики, если нет Бога, который эту природу создал...

Человек же имеет склонность разрушать эту поэтику своей деятельностью. И, в виде компенсации, создал такие искусства и практики, как архитектура, лэнд-арт, фэн-шуй... Но когда я наслаждаюсь, скажем, созерцанием сада камней в японском стиле, то начинаю подозревать, sub specie зоософии, что это связано с "обезьяньим" началом во мне. Расположение камней кажется мне уютным, интимным, потому что между ними очень удобно резвиться, или прятаться...

Мировые конфликты и войны показывают, что человеку необходимо более интенсивно рефлектировать по поводу своей природы. Мы явно упускаем что-то очень существенное, если до сих пор не удаётся найти способ эффективно достигать взаимопонимания между людьми во взрывоопасных ситуациях... И зоософия, учитывающая "подлинно звериное" в человеке (метафорически, конечно), может оказаться ещё одним полезным инструментом для новой антропологии.

- Большое спасибо за это электронное интервью.

Оригинал немецкой публикации:
http://novinki.de/html/zurueckgefragt/Interview_Sid.html.

 
Записала Татьяна Хофманн.