Андрей УРИЦКИЙ

Сочинения 1995–97 годов

ПЕШЕХОДЫ

представьте себе открытую консервную банку откуда последняя килька ушла под руку с шановним сановником садоводом дачником одиночником и они лениво шествуют вдоль прикованных цепями друг к другу металлических тумб вдоль трамвайных путей вдоль полотна железной дороги сотканного причудливой арахной любительницей хрустящего арахиса укротительницей архаров чьи анархические привычки и привилегии приводят в ужас пристойно умытых чистюль в июле и умников в январе

и они проходят мимо матерящихся матросов мутноглазых мытников мельтешащих мальков в прогретой солнцем луже где лыжники жуки плавунцы роящаяся мошкара реющие стрекозы глянцевые фотоснимки слюдяного лета

и они идут между лысеющих сосен покрытых броневой корой невесомой между деревянных деревьев и дровяных сараев заснеженных улиц с улитками окон коконы расстояний куколки километров личинки дорог чьи усталые лица линяют от непосильного ветра чьи волосы чьи ресницы чьи черты чинны

и они достигают того дня и той ночи и того утра и того вечера и через три часа через дорогу через через через обретают как отлетают в кромешной тьме крошечного кинозала киноварь которого еще ярче еще пронзительней проще яснее ясновельможней рожденных

и это последний пункт

* * *

Порез пространства — и хлынули в мир гигантские гусеницы и мудрые муравьи, чей дом-муравейник пронизан переплетением ходов, туннелей и ходиков, и когда чугунные гирьки плывут вверх, то степень восходит на пьедестал, а латунная лента рыбака Мебиуса истекает через секунду, перешагни и выплыви на простор, усыпанный пожелтевшей хвоей и прелыми листьями, переползи поле, перебеги речку, не опоздай, иначе в переплетении ходов, автострад, улиц, на возвышенностях мостов и эротических эстакад падеспань и вальс, танго и рок-н-ролл, твистующие малышки, мышиные норы, московские чердаки, полные пулеметов, гаубиц и гортензий — исчезнут в провале, в пороховом дыму, в следующее мгновение — и только гигантские гусеницы, мудрые муравьи, малахитовые бабочки, бетонные мотыльки, муаровые стрекозы, стеариновые мошки и ласточки в кружевных оборках, беретиках, чепцах, со спицами в цепких лапках сплетают ленты, силки, сплетни и сонные силлогизмы в одну крупноячеистую сеть сна.

ЛЕГЕНДА

градоначальник эмпидокл фортунатович шанс имел превратить но для этого было необходимо и заштатный, затрапезный, задрипанный, заспанный, зассанный где каменная двурукая фигура на площади перед государственным зданием с клумбой у входа и флагом на крыше за спиной а слева дом местной культуры справа кинематографический театр-сарай и музей изобразительных искусств об одном зале и через дорогу в продолжении линии каменного взгляда рестарация с ночными танцами и блядями но эмпидокл фортунатович шанс имел несмотря и только оставалось намотать пейзаж на музыкальной шкатулки вал чтобы металлические штырьки мелодически задевали за жестяные плавники поющего карпа чье отражение в зеркальной глади и нестройный хор выпадающих из ресторана, бредущих туда, где выстроились в вихляющие ряды аккуратные белые хаты, и попадающих в камышовые заросли с водой по колена в поисках пропавшего времени часовых дел мастера на бреющем верхушки вращающихся деревьев полете но эмпидокл фортунатович шанс имел когда приземлилась последняя армада и проклюнулся розовый свет в цветном калейдоскопе кромешных будней, бутылочных зеленых осколков и белых облаков над понурыми головами повинившихся жителей самогонного рая и заблеванных лесопарков танцплощадок в тени и туманных перспектив но эмпидокл фортунатович шанс имел если бы вышли из траншей и двинулись походом по степям украинским, по лесам белорусским и финским чащобам шепотом поправляя друг друга а не то взорвется фейерверком искр и шампанские вина зальют пространство и вплавь достигнут бойцы надежного причала, обретут землю под ногами и выпьют во здравие императора всея руси малой и белой горячкой закончат поход и имя ермака золотыми буквами впишут в букварь а китайцы... а что китайцы? они китайцы. всё.

эмпидокл фортунатович умер

начинается новый день

ВОЛНЕНИЕ

Занавес поднимается. Появляется Гервасий.

Гервасий. Парле ву франсэ? (уходит)

Сафрон (выбегает, взволнованно). Я видел ее, боже мой, я видел ее, неужели я видел именно ее!? Я не верю себе, не верю, боже мой, боже! (убегает)

Появляется Гервасий.

Гервасий. Парле ву франсэ? (уходит)

Сафрон (выбегает, взволнованно). И все-таки я видел ее, она была там, и я видел ее, а она была там, именно она, и я видел ее, боже мой, боже мой, неужели! (убегает)

Появляется Гервасий.

Гервасий. Парле ву франсэ? (уходит)

Сафрон (выбегает, взволнованно). Скоро, скоро я увижу ее, боже мой, она будет там, и я увижу ее, мне не верится, но я увижу ее, именно ее, как же так, боже! (убегает)

Появляется Гервасий.

Гервасий. Парле ву франсэ? (уходит)

Занавес опускается.

САМЫЙ КОРОТКИЙ РАССКАЗ О ТОМ, КАК ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ, ГЛЯДЯ НА СКОЛЬЗЯЩУЮ СЕКУНДНУЮ СТРЕЛКУ, Я ПОНЯЛ, ЧТО ВСЕ МЫ ПЛЕННИКИ ГИГАНТСКОГО СОЛЕНОИДА, СТРАННИКИ ВЕТВЯЩИХСЯ ПЕТЕЛЬ, ПАРАНОИКИ ПРОСТРАНСТВ, ОПУТАННЫХ ЛИПКОЙ ПАУТИНОЙ КООРДИНАТНЫХ СЕТЕЙ, ЗАПЛУТАВШИЕ ПУТНИКИ, ПЕРЕПУТАВШИЕ ДЕНЬ-НОЧЬ, БЛЕДНЫЕ ПАЦИЕНТЫ КЛИНИКИ ЗА КАМЕННЫМ ХОЛОДНЫМ ЗАБОРОМ, ПОКРЫТЫМ ДИКОРАСТУЩИМ КЛЕМАТИСОМ, ЛИЛОВЫМИ ГРОЗДЬЯМИ ВИНОГРАДА И СЕРЫМИ ПЯТНАМИ СТАРОСТИ, ПРОСВЕЧИВАЮЩИМИ СКВОЗЬ НЕПЛОТНЫЙ СЛОЙ РОЗОВОЙ КРАСКИ, КОТОРОЙ ХВАТИЛО ТОЛЬКО НА ТО, ЧТОБЫ ПЛЕСНУТЬ НА ЗЕМЛЮ СЕБЕ ПОД НОГИ, ТУДА, ГДЕ ПЫШНОГОЛОВЫЕ БЕЛЫЕ ПИОНЫ НАПОМИНАЮТ О БЕСПЕЧНОЙ ДОРОГЕ МЕЖДУ ПОСЛЕДНИМ ДОМОМ И ПРОПЛЫВАЮЩИМ КОРАБЛЕМ, ВЕСЕЛО ВСПЛЕСКИВАЮЩИМ ПАРУСАМИ, ЯХТОЙ С КОМАНДОЙ УТОПЛЕННИКОВ И ДУРАКОВ, СОБРАННЫХ ВМЕСТЕ ПО ВОЛЕ СЕВЕРО-ВОСТОЧНОГО ВЕТРА, ГОСПОДИНА ЭТИХ ГИБЛЫХ МЕСТ, ПРОСТИРАЮЩИХСЯ ОТ КРАЯ И ДО КРАЯ, ДО КРАЕВ ЗАПОЛНЕННЫХ БЛУЖДАЮЩИМИ БЕГУНАМИ, НЕСУЩИМИСЯ ПО КРУГУ, ВИТОК ЗА ВИТКОМ, ПОКА НЕ ВЫКЛЮЧЕН ТОК, ПОКА СВЕТЛО И СУХО, ПОКА НЕ ПРОГРЫЗЛИ МЫШИ ДЫРЫ В КАРТОННЫХ СТЕНАХ МАЛИНОВОГО ЗАМКА, И ПОКА НЕ ВЫПАЛ СИЯЮЩИЙ СНЕГ ИЗ ДРЯХЛЫХ РУК УКРОТИТЕЛЯ.

Трупики тропиков отупели

* * *

Жило-было это самое жило-было, текло по жилам, проживало, переживало, волновалось и всех пережило, передавило, пережевало и выплюнуло — такое вот оно было сознательное, чувствительное, такое маленькое как последовательность из восьми букв, где две совпадают, и остается четыре, связанных выстрелом дефиса, неразрывных до самой смерти внутри алфавита, но слово “вита” улетает пернатым беглецом сквозь частокол знаков препинания, запинания и прений в прерии гудящих ассонансов, аллитераций и внебрачных подкидышей с разрушенными внутренними связями.

* * *

Я — писатель слов, говоритель в никуда, летатель на листе, искатель разностей, ведомый по жизни, заключенный в коробке, отраженный в стекле, забытый в доме, вычеркнутый из списка, лежащий без движения, бегун по кругу, ходун по дороге, кривошип за штатом, образованный из частей и частностей, засохшей чаинкой упавший в воду, я — повторитель, шептун и градожилец, выкрикнут в пустоту непонятно зачем, поворачиваясь по часовой стрелке — все-таки куда-то иду.

ОДИН ДЕНЬ

(пьеса)

Занавес поднимается.

На сцене — квартира в разрезе. Слева кухня, справа комната. В комнате стоят кровать, телевизор, стол, над столом — книжные полки. На кровати кто-то лежит. Звенит будильник. Лежащий приподнимается и резко садится. Это молодой человек лет 25, на нем черные сатиновые трусы и застиранная майка, волосы всклокочены. Он встает, шлепая босыми ногами уходит вглубь сцены и скрывается за дверью. В течение 15 минут в зал доносятся характерные звуки, слышно, как льется и булькает вода. Через 15 минут Молодой человек появляется на кухне. Он умыт и гладко причесан. Молодой человек открывает холодильник, берет два яйца и бутылку с подсолнечным маслом, затем зажигает газ, ставит на плиту сковородку, наливает в сковородку масло и разбивает над ней подряд два яйца. Белок с желтком падают в масло и шкворчат, скорлупу Молодой человек бросает в стоящее рядом мусорное ведро. Пока жарится яичница, Молодой человек зажигает газ во второй конфорке и ставит чайник. Через 2 минуты Молодой человек выключает газ, снимает сковородку и перекладывает яичницу на тарелку, садится и начинает есть. В этот момент закипает вода в чайнике, чайник пронзительно свистит. Молодой человек вскакивает, выключает газ, достает банку с растворимым кофе, насыпает кофе в чашку и туда же бросает один кусок сахара, наливает в чашку вскипевшую воду, перемешивает, садится за стол, доедает яичницу, торопливо выпивает кофе, встает, складывает тарелку и сковородку в раковину, заливает водой и уходит в комнату. В комнате Молодой человек надевает рубашку, брюки, носки и застилает постель, берет сумку и уходит. В течение следующих 10 часов Молодой человек в квартире отсутствует. Зрители могут оставаться в зале, могут удалиться по своим делам — в магазин, к врачу или сбегать домой проведать больного ребенка. Через 10 часов на сцене вспыхивает свет. В комнату входит Молодой человек; он бросает сумку в угол, садится на кровать, снимает рубашку, брюки, носки и остается в черных сатиновых трусах и застиранной майке, потом идет на кухню, открывает холодильник, берет сыр и сливочное масло, идет к столу, отрезает два куска хлеба и делает бутерброды, оставив сыр с маслом на столе, берет бутерброды и идет в комнату; в комнате Молодой человек достает из сумки жестяную банку с пивом, включает телевизор и садится на кровать. По телевизору показывают футбол. В течение 30 минут Молодой человек ест бутерброды, пьет пиво, время от времени выкрикивая: “ну ты даешь”, “мазила”, “ух ты”, “молодец”, “сука”. По окончании первого тайма Молодой человек идет на кухню, убирает сыр и масло в холодильник, моет тарелку и сковородку, потом возвращается в комнату, достает вторую банку с пивом, открывает, садится на кровать и пьет пиво, уже никак не реагируя на происходящее на экране. Через 20 минут Молодой человек уходит вглубь сцены и скрывается за дверью, откуда в зал доносятся характерные звуки и ухающий шум спускаемой воды. Вернувшись в комнату Молодой человек подходит к телевизору и переключает с программы на программу, затем выключает телевизор, берет с полки книгу и ложится на кровать. В течение 1 часа 10 минут Молодой человек лежит на кровати и читает. Звенит телефонный звонок. Молодой человек встает и выходит из комнаты. В течение 35 минут из-за стены слышится его приглушенный голос, смех и выкрики: “да ты что”, “ну ты даешь”, “сука”, других слов разобрать невозможно. Через 35 минут Молодой человек входит в комнату, ложится на кровать и лежа читает в течение 20 минут, затем встает, включает телевизор, садится на кровать и в течение 1 часа 30 минут смотрит новости и вечерний сериал. Через 1 час 30 минут Молодой человек встает, выключает телевизор, идет вглубь сцены и скрывается за дверью, откуда в зал в течение 15 минут доносятся характерные звуки и шум льющейся воды. Через 15 минут Молодой человек возвращается в комнату, стягивает с кровати покрывало и забирается под одеяло. Гаснет свет. Через 10 минут Молодой человек начинает мерно похрапывать. Ровно в полночь занавес опускается.

СЛУЧАЙНАЯ ПЬЕСА

Занавес поднимается. На сцену выходит Пырск.

Пырск. Пырск! Пырск? Пырск?! Пырск!! Пырск...

Занавес опускается. Зрители в зале терпеливо сидят, ожидая продолжения спектакля.

ПЬЕСА № 335

Занавес опускается.

ЗАПИСКА

Какой тяжелый густой воздух! — пропахший потом и смертью, но смерть это просто слово, потому что у меня нет опыта смерти, опыта ухода в пустое ничто, иногда именуемое тем светом, а если там существует свет, то смерть это просто слово, ведь никто из живущих не видел сумеречного мерцания, и перед нами всего лишь одно из многочисленных полупрозрачных слов: синее “с”, мутное “м”, ершистое “е”, рыдающее “р”, тусклое “т”, и только мягкий, как свежескошенная трава, знак не имеет свойств, запахов, качеств — как смерть.

ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ АНАТОМИЯ

Тело распадается как вселенная, разбегается во все стороны, как тропинки в лесу. Вот летят вдоль земли ахиллесовы сухожилия, улепетывая от стрел зубастых. Вот устремились в зенит лучевые кости, звонкие трубки грядущего дня. Вот свернулся в клубок желудок и катится вслед желудочкам, а сердце хлопает клапанами в поисках нержавеющего цилиндра, под которым спряталась блестящая лысина с рыжим волос венчиком. Сонная артерия уютно устроилась в мягком кресле и дремлет, похрапывая и сопя. Разноцветные кровяные шарики играют в биллиард, где в роли стола брюшина, а звонкий позвоночник изображает кий, отвердев до неузнаваемости. Двуглавая мышца спорит сама с собой. Маршируют упрямые фаланги, постукивая костяшками и пощелкивая ногтями. Тайной покрыто бытие курятника между ног. Лоб и лобок, сын его, страдают в разлуке, не могут найти друг друга. Ушные раковины уплыли в моря. Северный ветер продувает гортань и свистит в носу. Всюду разор и тщета, везде суета и падение нравов с высоты собственного роста, и только солнечное сплетение греет и согревает, светит и расцветает, сотнями нитей окутывая пространство, и держится, и держит, и висит в центре всего.

РЕКОМЕНДАЦИЯ

Надо писать короткие тексты — на две-три странички, в две-три фразы, в два-три слова — чтобы внимание читателя не рассеивалось, чтобы читатель оставался сосредоточенным, как свинец кастета, потому что рассеянный читатель распадается на миллиарды корпускул, и каждая летит своим путем, и нет читателя более, и только волны света проходят сквозь прозрачные страницы, рассеиваясь на волосяных буквах, и, падая зернами в землю, всходят весной по лестнице вверх на смотровую площадку городской башни, откуда открывается чудесный вид на долины, горы, ручьи и моря, и закрывается последняя страница прочитанной книги, и поэтому желательно не писать вообще.