Даур ЗАНТАРИЯ

СЛОВО О ХОЛОДЕ

Мой школьный учитель географии любил рассказы, которые давали ему повод употребить излюбленное им выражение"навигация кораблей". Рассказывал учитель обо многом, не только о географии. Даже о необычайной сложности оперного пения и о своём опыте страха сцены. Но из любой истории, из любых баек он неожиданно вынырывал со словом "навигация" в зубах и каждый раз произносил его с неизменной страстностью. Начинал он иногда скучно."Теперь, значит, вот...". Но все компенсировалось эффектом последнего слова. И еще его страстью было рассказывать о Нансене и об Амундсене. Нансена, разумеется, он ставил выше, любил его и даже о семье его рассказывал с нежностью. В особенности он любил историю о том, как Амундсен убедил Нансена, что собирается проложить новую трассу на Северный полюс, уже открытый Нансеном и как доверчивый Нансен для этой цели отдал ученику своё судно "Фрам", а Амундсен возьми да открой Южный полюс. И хотя эту историю географ рассказывал с некоторой игривостью - и они, дескать, не безгрешны, - но в конце неизменно приводил нас к выводу, что путы буржуазной морали не должны быть помехой для эпохальных открытий. Так что в конце концов нам становилось жальчее Амундсена, который этой своей лжинкой, так не идущей его гордому профилю и неминуемым в последующим конфузом отравил радость своего подвига. "Теперь, значит, вот...Выдающегося норвежского путешественника Нансена звали Фритьоф", - так начинал, бывало, наш географ свой рассказ.

Согласитесь, дорогие читатели: и вправду несколько неожиданное имя, если не сказать: странное. Понятно было бы, если такое имя носил Кьеркегор, но этот экстравагантный философ, в наши времена запрещенный, был не норвежец, а датчанин, и, возможно, потому имя у него было простое и ясное, почти армянское: Сёрен. Еще более понятно было бы, если такое имя носил Амундсен, уже чистокровный норвежец. Но ему, похитившему у Нансена открытие Южного полюса, дано было при рождении имя Руаль. Не Рауль, а Руаль.

Жили эти славные люди в эпоху, когда на карте было множество белых пятен, когда на земле оставались еще довольно обширные территории, на которых не ступала нога человека, в те времена, когда и белым медведям в Арктике, и пингвинам в Антарктиде еще предстояло испытать на себе экологию, еще предстояло испытать, что они, созданные Богом жить на самых противоположных точках земного шара, найдут себе убежище и безопасность, соседствуя в зоопарках отвратительно теплых городов, построенных этим самым человеком.

А мы поговорим о холоде. Человек был сотворен Создателем для жизни в Эдеме. Но когда ему пришлось в поте лица добывать хлеб свой и в муках рожать дитя, человеку стало тесно в теплых краях. А мужество и терпение, чтобы углубляться в царство холода, он в себе обнаружил. Иногда как подумаешь о нашей земной юдоли: может быть потому мы, люди, с двух противоположных полюсов Земли зажаты вечной мерзлотой, безжизненной, холодной и безмолвной, чтобы не забывали поднимать глаза к небу. Иначе бы мы так и кружили бы, так и кружили бы вокруг земли.

И в суете сиюминутной

Нечасто поднимал глаза

На этот дальний и уютный -

Весь в звездных брызгах -

Сад Отца...

И все же Северный и Южный полюс до сих пор нелюдимы. И только сильные и целеустремленные люди ходят к ним и по ним. "Холод - одно из неприятных человеческих ощущений и к нему невозможно привыкнуть". Словам этим можно доверять, потому что они принадлежат Амундсену Руалю, который, зная об этом качестве холода, тем не менее не только не избегал его, а, напротив, шел ему навстречу и в конце концов открыл Южный Полюс. Но и Нансен Фритьоф, еще раньше открывший Северный Полюс, готов был подписаться под этими словами, но, возможно, добавил бы с нордической деликатностью: "как мне кажется".

У Фритьофа Нансена была красавица жена, черноглазая Ева, классическая певица. Фритьоф и Ева обожали друг друга. У них росли прекрасные дети. Они владели замком под названием "Пульхегда". Что же подвигало его, оставляя жену, детей, замок, яхты, отправляться в неведомые арктические пространства, полные холода, по сравнению с которым климат Норвегии - просто субтропики? И что согревало его, когда он шел по воющей вьюге льдов, в царстве холода? Но так уж устроена природа, что мужчине не нужны ни доблести, ни подвиги, ни слава, если нет женщины. Но в самый счастливый момент ум свой он покидает любимую для того, чтобы совершить подвиг в ее честь.

Оставив свое верное судно "Фрам" в том месте, где кончается навигация кораблей и начинается бескрайнее царство вечных ледников, Фритьоф Нансен двигался уже на собаках, или пешком, пробираясь сквозь холод, как сквозь вату, и в мечте своей видел лучину, горевшую в будуаре его жены Евы. Пламени этой лучины в воображении было достаточно ему, тепло этой слабой лучины согревало его в пути, потому что оно воплощало в себе Веру, Надежду, Любовь.

Мой друг, художник, писал панно на стене детского кафе. Он рисовал сюжет о жизни мифических ацанов,то есть пигмеев. Верхом на зайцах выезжали ацаны утром на рубку папоротника, а вождь провожал их, сидя под деревом в тени от бороды козла. Все это было написано, но пустела рогатка ветвей над кроной первобытного дерева с золотыми плодами, так похожего на хурму. И в тот моментум, когда мой друг-художник чесал себе темя тупым концом кисти, придумывая, кого, или что, на сук этот посадить, в кафешку зашел путник: то ли монах, то ли дервиш. - О ком думает каждый ацан, когда возвращается домой после рубки папоротника? - намекнул он.

Есть лишь одна отрада для мужчины:

когда усталый он идет домой -

чтобы, - грустя без видимой причины, -

ждала бы женщина под золотой хурмой.

Вино не терпко и не сладок мед

без женщины...

И художник нарисовал пигмеечку под золотой хурмой, точнее меж двумя ветвями заповедного дерева.

Теперь, значит, вот...Известно, что петь на сцене очень трудно. Для того, чтобы исполнить на бис обычную "Аве, Марию" Шуберта, недостаточно иметь голос и талант. Выход на сцену всегда сопряжен с волнением. Один итальянский тенор, по утверждению учителя географии, не появлялся на сцене иначе, как имея в кармане панталон живого средиземноморского краба. Сцена - это всегда мистика. Всякий, шагнувший на сцену, обязательно почувствует холодок враждебности зала, который еще надо покорить. Даже в благонравной семье, когда попросят любимое чадо прочитать стишок, чадо немедленно превращается в лицедея,а семья в зрителей. И доложен этот парень непременно забыть, что перед ним - члены любящей семьи: он должен бросить им вызов и покорить их всех. В противном случае услышит всегда невовремя: "Молодец, хватит". И ощутит одно из неприятнейших ощущений - холод, к которому невозможно привыкнуть. Холод, который знал и Сёрен Кьеркегор, даром что датчанин, и называл его "Страх и трепет".

Теперь, значит, вот...Выступает Ева Нансен на сцене королевской филармонии Христиании. В тот моментум, когда она собиралась взять ми второй октавы, ей вспомнился муж. И вдруг она почувствовала, как холодно ему пробираться сквозь шеренгу белых медведей, которым самим порой бывает холодно.

Знаете анекдот про белого медвежонка, который пытал своих родителей, нет ли у него в крови примеси гризли или бурого медведя, потому что ему было холодно, тогда, как чистокровному белому медведю холодно быть не должно?

Так вот,значит...Ева запнулась, не взяла нужной ноты - и все сидевшие в зале, перестав быть зрителями, почувствовали себя родственниками, одной семьей - норвежцами, которых Бог поселил в краю холодных фьордов, где только поздно весной начинается навигация кораблей; норвежцами, которые в этот моментум сидят в теплых креслах, когда самый храбрый из них пробирается по арктической мгле и холоду. И сердца их смягчились. И аплодисменты были наградою Еве Нансен. А уже потом она запела. И запела - бывай здоров! Тепло народа достигло благородного Фритьофа Нансена на подступах к Северному Полюсу.

А что до Амундсена, ему было намного тяжелей: лишь пламень гордыни и честолюбия вел его сквозь пингвиньи стада. Да, что ни говори, именно Руаль Амундсен впервые, значит, вот, отогнав непуганых этих пингвинов, водрузил королевский вымпел Норвегии на Южном Полюсе. Но как же так! Ведь отправляясь в путь (кстати, на судне "Фрам", которое одолжил ему доверчивый Нансен),он объявил, что плывет на Северный полюс, уже открытый Нансеном! Даже команда его уже в море узнала, что истинной целью их путешествия является Антарктида, а не Арктика. Мужественный капитан объяснил им, что толстосумы Христиании, эти буржуины со щупальцами вместо пальцев, не дали бы на путешествие по уже открытому Северному полюсу ни гульдена, тогда как англичане спят и видят, как бы норвежцев опередить. Именно поэтому пришлось объявить, что теперь, значит, вот...И команда поняла мужественного капитана. Вот где драма, что называется, с неожиданным концом. Весь мир, а не только Норвегия, затаив дыхание ждет, когда появится на айсбергах Арктики орлиный профиль Амундсена, а он появляется на абсолютно противоположной точке Земного шара! Подвиг или фокус? Конечно подвиг, но с элементами фокуса, которого никогда себе не позволил бы Фритьоф Нансен. Вот вам, значит, теперь: что называется - навигация кораблей! И именно потому, что он пошел на это, пусть даже вынужденное, коварство, радость Р.Амундсена была неполной. Улыбаясь перед вспышками магния и перед лицом королевы исторической улыбкой первооткрывателя Южного Полюса, Руаль Амундсен ощущал на сердце не тепло, а тот же холод, к которому невозможно привыкнуть.

А некрасивый Сёрен Кьеркегор в своем красивом кабинете с неторопливостью европейского исследователя всесторонне рассмотрел и изучил свой страх и свой трепет, найдя в них много новых, до него непознанных свойств.

Покуда мы отбрасываем тени

И отражаться можем в зеркалах,

Всегда держись меня, мой верный страх! -

Шагай за мной, глазами вперясь в темя.

Не то в миру, где мор и запустенье,

Ты сгинешь, несхороненный, как враг!

10.4.-17.6.1997