Даур ЗАНТАРИЯ

Война воров с фарцами

(Памятка начинающему бизнесмену)

Рэкетир подобен ласточке, своим щебетом возвещающей приход весны. Тень рэкетира, упавшая на ваш порог, свидетельствует: дела у вашей фирмы пошли. Каждый хочет, чтобы дела у фирмы пошли, хоть и предпочел бы другой знак возвещения об этом, чем появление кожаной кепки. Но они, успех и кожаная кепка - увы! - взаимосвязаны. Бизнес, которым нынче занимается гораздо больше людей, чем когда-либо это было на Руси, выдвинул на авансцену фактор под названием крыша. Крутые парни на “Jeep”ах и с пистолетами “ТТ”, выбрасываемые ими после дела, так часто мелькают на экранах и страницах печати, что успели стать мифическими и неправдоподобными, как Филлип Керкоров. А между тем, в действительности мало походя на свое литературное воплощение, тем не менее преступный класс давно занял в сегодняшнем обществе, а, стало быть, и в жизни простого человека гораздо больше места, чем он предполагает.

Так что имеет право наш подписчик обладать максимальными знаниями о том мире, с которым ему приходится сталкиваться рано, или поздно.

Советская действительность, где такие понятия, как честь, мужское слово, долг и т.д. стали литературные и устаревшими, создалась удобная среда, где преступники сумели узурпировать право быть наследниками благородного сословия. Так получилось, что, по крайней мере внешне, именно этот класс не воспользовался возможностью жить по принципу: получить удовольствие и избежать наказания, которую предоставляла сама эпоха легких нравов. Только преступный мир не отказался от бремени жить между честью и смертью.

Почти все мы в юношестве в той или иной степени подпадали под обаяние мира крестных отцов. Печальный факт притягательности их образа жизни кроется в ностальгии по благородным правилам: понятие слова (слово, если оно дано, за него надо отвечать), долга и принципов для этого мира - не только не пустые звуки, но малейший отход от них превращает человека этой среды в изгоя и пария и он теряет все, почти как дворянин XIX века. Более того, мир этот декларирует, что в основе его законов лежат христианские принципы, не смущаясь тем, что один из главных запретов:”не укради”. (Жизнь за решеткой вообще во многом напоминает монастырский устав, а вор в законе дерзновенно называет себя: “Я - Человек“ и кроме вора никто другой Человеком назван быть не может). “Блатной мир” пленяет молодежь, которая всегда отличалась максимализмом и жаждой подвижничества. Трудности и лишения, сопряженные с жизнью “черного мира”, ее не пугают. Осознание того, сколь разнятся в этом мире декларируемое с действительным, приходит не сразу. Многим эти уроки достаются дорого: прозрение запаздывает и приходит когда мурмурти надэ (нет пути назад), как пел Радж Капур в фильме “Бродяга”.

Государство как делец.

В советское время единственным бизнесменом, собственником и новым русским ( если не считать подпольных цеховиков) была сама власть. И её, главного олигарха, охраняла ОБХСС от собственных же сотрудников, чтобы они все не растаскали по домам. Криминалитет в государственный сектор - ни ногой; он скромно обирал подпольных цеховиков и этого ему хватало. Но и последнее делалось чинно и благопрстойно, под видом приема-передачи сознательной благотворительности. Все конфликты решались полюбовно, никому не угрожала пуля в собственном подъезде.

В наше же время коммерцией занялись широкие слои населения, появился капитализм. Но на место охраны социалистической собственности так и не заступила охрана капиталистической собственности. Фискальные органы защищали государство как дельца. Нынешнему капиталисту зачастую приходится самому себя защищать от всех желающих на него посягнуть, а имя им - легион. Именно потому, что на всех алчущих киллеров не напасешься, а больше новому русскому не к кому обратиться, он ищет более законные и мягкие средства защиты своего добра, чем самосуд. Так возникает социальная затребованность крыши - когда одна группа криминалитета берется оградить капитал от посягательства другой группы. Крыша, не легитимно, но легально, существует как необходимое звено сегодняшней коньюнктуры. Поскольку в традиционной бухгалтерии ему не предназначено специальное место, а графа “непредвиденные расходы” на него не налезет, уже необходима двойная бухгалтерия.

Получая свои положенные проценты от теневого капитала, преступный мир в СССР считал это справедливым. В отличие от тех, кто обкрадывал государство, он изначально объявлял воровство смыслом своего существования и, следовательно, главным промыслом. Он претендовал на обладание патентом на этот древнейший род человеческой деятельности. Иными словами, воровство было областью, на которую воровской мир предъявлял права сеньора. И “брал свое” с таким же чувством собственной правоты, как некий барон получал налог за пользование землей с мегаполиса, который вырос на его бывших охотничьих угодьях. Мздоимство, оставаясь незаконным, благодаря этому самому чувству правоты, приобретало почти благообразные бытовые формы. По крайней мере было лишено алчности и суетливости, обычно присущей любому незаконному деянию.

Конечно же, что тоже весьма существенно, функции преступного мира не заканчивались на этом. Мы, дескать, взяли свою долю - и бывайте здоровы. Цеховики признавали за этим миром почетное право быть арбитром в возникавших спорах и тяжбах. Они действительно нуждались в этом суде , по известной причине не имея ни возможности, ни рвения обращаться в законные органы правосудия.

Сегодня картина иная. Деятельность цеховика уже называется свободным предпринимательством. Она стала легитимной, да вот только местами: никто не может разобраться, какой род деятельности узаконен, какой же - нет. Где кончается уже неэтичный. но еще законный промысел и начинается хищение госсобственности. В сложивщейся коньюнктуре преступный мир уже не может пользоваться патентом на воровство; в том, кто ворует, а кто строит новое рыночное общество - он-то точно в этом не разберется. Зато в нем нуждаются многие и многие, по отношению к которым совершена несправедливость. Число тех, кто “беспокоит” преступников как судей, в последнее время только увеличилось. И что наиболее трагично в нашей действительности: оно пополнилось за счет тех, кто совсем недавно не имел никакого касательства к миру правонарушителей и не мог даже вообразить, что такое когда-нибудь станет возможным. Те, кому, казалось бы, сподручнее идти к законным органам власти.

Какая кара ждет нынче того, кто не отдал, недодал, обокрал в самых грандиозных размерах. Разве что “МК” обидит его язвительной публикацией, так что придется подавать на газету в суд за оскорбление чести и достоинства. Лишь иногда за обездоленных стариков и старух отомстит, сам того не подозревая, свой же конкурент да подельник, которому не дали доли. Да что от этого пенсионерам: им их крохи-денежки нужны, а не возмездие.

А чести и достоинства, оскорбленных и требующих сатисфакции в райсудах, становится так много, что для райсудов они уже неподъемны. Остаются сомнительный суд преступника - или же киллер. А еще хуже, когда киллера нанимают движимые не отчаяньем и злобой, а математическим расчетом: проще заплатить ему, чем сдавать весь долг. Все это - не приближение апокалипсиса, а всего лишь период первоначального накопления. Казалось бы, этот период вместе с остальной частью человечества уже пережили наши предки, но революция и строительство социализма заставили его забыть, а а сегодняшние времена поставили общество перед необходимостью заново пройти весь опыт.

 Первоначальные сведения о ВВЗ.

Блатной мир со своим уставом, преданиями, структурой, перенесшей все испытания и выжившей во всех условиях, имеет четкую иерархию, на вершине которой стоит вор в законе. Термин этот для удобства в дальнейшем будем обозначать аббревиатурой ВВЗ. ВВЗ опирается на прослойку преступного мира, строго во всем следующего его неписанным законам, иными словами, живущего “по понятиям”.

ВВЗ обременен многими обязательствами, но как следствие авторитет его непререкаем. Во всех разговорах и письмах подчеркивается, что это имя свято и не меньше. Его звание зхвучит патетически и должно писаться с заглавной буквы; ВВЗ представляется как воплощение души. Если, к примеру, в одной месте находится пятеро ВВЗ, то об этом сообщается так: “В зоне нас - пять душ, носящих Святое Имя Вора”. Само звание ВВЗ априори дает его носителю власть над остальными, его личные заслуги и опыт, для “простых смертных” не должны иметь значения: авторитет ВВЗ непререкаем. Всякое слово или действие, отдаленно смахивающее на неуважение к ВВЗ, не говоря уже о неподчинении, не только наказуемо, но и постыдно. Я сам слышал, как старый зэка в сухумской кофейне сказал о знаменитом в прошлом ВВЗ Юре Лакобе, что тот “смотрел за зоной, как отец родной”, при этом урку не смущало то обстоятельство, что сам он просидел в лагерях больше годов, чем ВВЗ от роду, потому что в тот момент “отцу родному” было восемнадцать лет.

Антипионерщики.

ВВЗ обычно декларирует, что не хотел бы, чтобы его сын последовал его пути, полному страстотерпрения, а предпочел бы видеть его честным обывателем со специальностью, например: выучившегося на врача. Но чадо при этом растет и видит исключительные привелегии, которые предоставляет его отцу звание ВВЗ. Друзья и сподвижники ВВЗ тоже думают иначе о судьбе сына ВВЗ: как может сын ВВЗ не быть ВВЗ, рассуждают они, помня о сопутствующей этому имени славе, а не страданиях и опасностях.

Если мальчик - будущий ВВЗ - растет не в воровской среде, а иной, кто же ему в возрасте несмышленыша подскажет, что не следует надевать тот же пионерский галстук; ведь галстук не только соблазнительно красный, но отказываясь от него мальчуган противопоставляет себя остальным сверсникам, таким образом оказываясь в ситуации, где он должен стать или изгоем в своей среде, или лидером. С того момента, как мальчик решил, что его дорога - это продолжить дело отца, он становится стремилой.

Стремилами называют юношей, поставивших себе целью стать ВВЗ. Такое решение нельзя принять в подростковом возрасте. Цели достигает только тот, кто стремилой был едва ли не с младенчества. Даже если стремила когда-то носил пионерский галстук, это может впоследствии стать для него упреком (правда, упреком мелочным и несерьезным, но не существенным проступком - “грехом”, способным помешать ему воплотить мечту). Но принадлежность к комсомолу - уже грех. Все коммунистическое враждебно для ВВЗ, в том числе и красный цвет, и символика. А о том, чтобы служить в армии, или работать в учреждениях и предприятиях - об этом речи быть не может. И это при том, что обвинение в тунеядстве было для органов широко распространенной формой преследования и когда надо было ВВЗ отправить на срок, обвинение в тунеядстве было дежурной статьей. (В Закавказье, например, где законы были полояльнее, чем в остальных регионах СССР, ВВЗ умудрялся числиться рабочим, или служащим на каком-нибудь предприятии. Могло это произойти по воле начальника, движимого кумовскими чувствами и если органы правопорядка смотрели на это сквозь пальцы).

Женский шанс.

Подобно “Маснави” Джалалиддина Руми, состоящей из тысячи притч, в каждой из которых зашифрован некий суфийский урок во всех его 77 смыслах, “жиганские” законы подаются в виде баек. Они облегчают усвояемость воровских правил и предписаний для стремил.

Одно из названий притч, преподающих законы, - тюля.

Блатной мир патриархален: функции женщины в нем остаются за кадром. По интеллекту и моральным качествам женщина неизмеримо отстает от мужчины, однако у женщины в идеале есть шанс: она может родить ВВЗ. Вот тюля, в которой отражается отношение к женщине.

Тюля облечена в форму вопроса к молодому. Лодка, в которой вас трое: ВВЗ, мать ВВЗ и ты, начинает тонуть. Тебе дано спасти одного человека. Кого ты вытащишь на берег: ВВЗ, или его мать? Правильный ответ - мать ВВЗ. Потому что в противном случае ты был бы наказан самим ВВЗ за то, что его жизнь предпочел жизни его родительницы, столько из-за него исстрадавшейся, между тем, как женщина, родившая одного ВВЗ, может родить и второго.

Из-за ради идеи.

ВВЗ - это рыцарь и бродяга, он и ворует-то “из-за-ради идеи”, хотя есть и другая тюля: ВВЗ не должен позволять себе почивать на лаврах (а для почивания на лаврах ему предоставлены условия даже в тюрьме и зоне), а должен постоянно подвергать себя опасностям. Но с той поры, как он стал носить имя ВВЗ, его главной обязанностью является хранить традиций, а также наблюдать за тем. чтобы првила соблюдались беспрекословно и споры разрешались “по справедливости”.

Ценный подарок, а чаще всего деньги, получаемые ВВЗ за праведный суд, переходят в общаг и потому мзда берется открыто, причем берется от выигравшего иск, ибо проигравший бит и опущен, у него и так отнимается все.

Обязанность судьи на ВВЗ лежит во всех конфликтах и спорах. Если он судил несправедливо, истец имеет право обжаловать перед другим ВВЗ решение данного ВВЗ, и если оно оказывается несправедливым, ВВЗ будет наказан жестоко и лишен своего звания, что для него равносильно смерти хотя бы потому, что как только он лишится привелегий, ему начнут мстить все те, кто имел на него зуб в период его величия.

Любой самый запутанный спор ВВЗ должен суметь разрешить “по справедливости”. Часто тяжбы продолжаются годами, захватывая судьбы людей в лагерях, отдаленных друг от друга на тысячи километров. Но ВВЗ есть повсюду и повсюду обладают достаточно оперативной информацией. Это при том, что обращаться к бумаге им можно по известным причинам в самых крайних случаях. У воровского сообщества нет архивов. Есть только фольклор. Зато существует отлаженная и хитроумно законспирированная почта, охватывающая все тюрьмы и лагеря. Тайна храниться должна не только от надзирателей (“хозяина”); есть множество дел, в которые посвящена бывает только верхушка, состоящая из одних ВВЗ.

Бывают случаи, когда в эту верхушку органам удается внедрить своего человека, но такой распознается довольно быстро. И потому стараются завербовать настоящего ВВЗ. Долг ВВЗ распознать и разоблачить продавшегося собрата. Впрочем, понятия бывшего собрата в мире ВВЗ не существует: если ВВЗ совершил проступок, лишивший его имени, все его прежние заслуги и авторитет зачеркиваются начисто. Считается, что такой никогда не был ВВЗ, просто при помощи артистичности дольше остальных самозванцев смог вводить в заблуждение окружающих.

Таким образом обстоятельства требуют от ВВЗ и того, чтобы он был главным почтмейстером. Воровские малявы едут иногда по несколько тысяч км. из зоны в зону при постоянном соблюдении конспирации, зачастую изнашиваясь в пути. Только ВВЗ может письменное послание вскрыть, после чего ему нужно его переписать, о чем он расписывается в конце письма.

Наконец, ВВЗ - казначей. Даже в лагерях строгого режима ходят большие деньги. Они необходимы для подкупа тюремного начальства. чтобы зона не ссучилась. И хотя сам ВВЗ непосредственно руки не марает в деньгах. Они как правило находятся у одного из воровских мужиков, путевых, которые “24 часа вместе с вором”, то есть находятся в его кутке.

На этом прервем свое повествование, в противном случае законы ВВЗ уже не смогут называться неписанными.

Война воров с фарцами.

В дела государственных предприятий и учреждений ВВЗ никогда не вмешивались, получая долю от манипуляторов, подпольных цеховиков. Но и в этом случае мздоимство облекалось в мягкие формы: часть доходов выделялась цеховиками, которые в большинстве своем тоже были из бывших блатных, в виде добровольного приношения вследствие осознания того, что в то время. когда мы тут наслаждаемся благами свободы, наши старшие братья находятся в трудных условиях и надо о них помнить и помогать им.

Конфликты, если даже и возникали, улаживались быстро и бесшумно. Возможно, ВВЗ сумели бы и в нынешних услвиях контролировать ситуацию, если бы - век свободы не видать! - на арену не вышла, выпрямившись в полный рост, та молодежь, которую блатные всегда презирали и “шугали”.

Полиглоты.

Международные фестивали молодежи и студенества, проводившиеся при Хрущеве, вызвали к жизни не только негритят со славянскими фамилиями, появившихся девять месяцев спустя. Многие молодые люди догадались и успели поменять советские значки и сувениры на жевательную резинку и пластиковые зажигалки. По окончании праздника жвачка не жевалась, зажигалками не прикуривали; предметы эти пошли в оборот и стали конвертироваться, как валюта, запрещенные подобно ей. Так появилась новая генерация молодежи, влюбленная в западный быт, хитрая, тароватая. То было сословие городских парней, которым сейчас пятьдесят или около этого. “Масть” их особенно пышно расцвела в 60-70 годы, когда сердца молодежи стали завоевывать американские джинсы и рок-пластинки. Это были молодые люди, которые учились в вузах, знали иностранные языки и таким образом могли общаться с иностранцами. И мы для удобства назовем их полиглотами, чтобы часто не употреблять термин, который обозначает род деятельности этой новой братвы. Потому что речь идет, попросту говоря, а фарцовщиках, или фарцах. Многие из них, вовремя сошли с тернистого пути и продолжили учебу и карьеру, благодаря чему мы имеем плеяду политиков, любящих называть себя демократами, а то и молодыми реформаторами. (Именно они сослужили коммунизму неоценимую службу: назвавшись демократами, они скомпроментировали в сознании ПСЧ само понятие демократии. Благодаря тому, что термин демократия стал ругательным, сознание ПСЧ кидается к прошлому. ПСЧ начинает идеализировать то, что в свое время смело презирал и саботировал. Ведь в последний период СССР общество сумело отречься полностью если не от всего коммунизма, то от сталинизма точно. А нынче погляди в окно! Над толпами демонстрантов снова затопорщились забытые усы. Коммунизм вновь получает возможность реанимации своих идеалов, если он сумеет воспользоваться моментом).

Кидняк.

Особым шармом в среде фарцов-полиглотов всегда считался кидняк. В среде полиглотов было своеобразной игрой одному пытаться объегорить близкого, а другому упредить его, тогда как аналогичный случай в блатном мире именовался крысятничеством и считался тягчайшим грехом, который соответственно и карался самым жестким образом. С такими правилами, разумеется, можно было далеко пойти; этим и объясняется то, что многие из бывших полиглотов сделали карьеру, а к нынешней ситуации оказались наиболее подготовленными.

Что же касается мира дна, там полиглот был более приспособленный к сладкой жизни, чем блатной. Полиглот лучше умел отпраздновать успех. Но и неудачу он сносил легче, потому что в избиении полиглоту доставляла неприятные ощущения лишь физическая боль.

Вот они и кидают друг друга и всех, с кем имеют дело. При этом речь давно уже идет не о джинсах с переклеенной этикеткой, а происходит манипуляция такими громадными средствами при неумении и нежелании договориться, что тут без киллера не обойтись. Поскольку эта поросль, подобная племени Бандер-локков у Киплинга в “Маугли”, заняла ведущие места в чиновничестве и бизнесе, эта ситуация породила и выход на арену в больших количествах той части криминалитета, которая предпочитает “беспредел” (слово чисто лагерное, которое в наше время стало вполне литературным и обиходным).

Обладая огромными средствами и не отягощенные необходимостью строго следовать определенному этикету, полиглоты бы слопали блатной мир с его старомодными правилами, если бы не то, что выражается пословицей “от тюрьмы да от сумы не зарекайся”. Ни у одного из полиглотов нет гарантии, что сегодня же из номера отеля он не попадет в камеру на Бутырке. А там хозяином по прежнему является ВВЗ, все таки умеющий пойти на жертвы “из-за-ради идеи”. Потому-то полиглот вынужден считаться с предрассудками ортодоксального ВВЗ.

Happy end.

Полиглот продолжает признавать приоритет ВВЗ, мало того, делится с ним своими доходами, что делает общаг неизмеримо более богатым, чем во времена оны. Но инициатива давно уже в руках полиглота: все новые и новые способы зарабатывать миллионы, конечно же, придумывает он. И терпеливо наблюдает за тем, как ВВЗ постепенно перенимает от него многие его сладостные привычки. ВВЗ уже не бродяга в сапогах из “Калины красной”. Он имеет собственность, ездит за границу, у него документы в порядке. Выстрелы в подъездах продолжаются.

Мы же прервем на этом месте свой рассказ, чтобы эти выстрелы не увеличить еще на один.