Андрей Н. ОКАРА
"УДЕРЖИВАЮЩАЯ МИССИЯ"
Украинская диаспора как системообразующий
фактор российского государства
При всём этническом и культурном многообразии Российской
империи и ее геополитического преемника - Советского Союза,
любые масштабные проекты в них осуществлялись на основе альянса
великорусского и украинского народов. Российская империя,
при всех возможных претензиях к ней, была совместным великорусско-украинским
политическим феноменом. Когда гармония этих отношений по тем
или иным причинам нарушалась, страдала не столько отдельно
Россия или отдельно Украина - страдал весь восточноевропейский
цивилизационный проект, являвшийся (в явном или завуалированном
виде) продолжением проекта византийского.
Именно Украина стала той "критической массой", которая
превратила в XVIII веке Московское царство в Российскую империю,
в 1922 году позволила образовать СССР (и собственно в качестве
союзного государства, а не унитарного с автономиями), а в
1991 ликвидировать это государство, именно Украина превратила
СНГ в пустую формальность, консолидировав на постсоветском
пространстве антимосковски настроенные режимы в неформальный
блок ГУУАМ.
Примечательно, что только после присоединения части Украины
к Московскому царству в середине XVII века государственная
идеология последнего обогащается "киевским" сюжетом
(во многом благодаря "Синопсису" Иннокентия Гизеля)
- четко осознанным представлением об исторической преемственности
между Киевской и Московской Русью, а также представлением
о "триедином русском народе" и о самодержце "Великой,
Малой и Белой Руси"; первым идеологом империи стал украинский
барочный писатель Феофан Прокопович. В определенном смысле
Российская империя образовалась путем синтеза московской системы
власти и киевской образованности, а импероосновательной мистерией
для нее стала Полтавская битва, значительно пошатнувшая положение
собственно украинской государственности.
В последующий период российский имперский дискурс своим развитием
и углублением в немалой степени обязан мыслителям, писателям,
государственным и церковным деятелям украинского происхождения
- св. Димитрию Ростовскому (Тупталу-Савичу), братьям Разумовским,
Гоголю, Михаилу Максимовичу, св. Иоанну Шанхайскому (Максимовичу),
св. Лаврентию Черниговскому. Почти все отцы-основатели евразийства
были этническими украинцами (и "малороссами" по
культурно-политической ориентации) - именно они в наибольшей
(хотя и явно недостаточной) степени осознали роль украинского
начала в строительстве Большого Континентального Пространства.
Государственность, оформленная в царствование Петра I, была
в значительной степени искажением идеала сакральной цивилизации
- это проявилось, кроме всего прочего, также и в подавлении
собственно украинского начала. Русификация Украины, унификация
культурной и политической сферы по "петербургскому стандарту",
вопреки расхожему заблуждению, вела именно к ослаблению, а
не к усилению имперского начала, свидетельствовала об отходе
от принципов священной Империи в сторону западнических либеральных
и абсолютистских моделей. В пределах Российской империи оказалось
невозможным реализовать ни имманентно великорусские, ни имманентно
украинские этические и метафизические идеалы: новое полусекулярное
полицейско-бюрократическое государство перемололо и Московское
царство (в XVII веке), и Запорожскую Сичь (в XVIII веке) с
их эсхатологической устремленностью и системой сакральных
идеалов.
Российская империя, а потом и СССР были бы во всех отношениях
более устойчивыми структурами, если изначально позиционировали
бы себя на уровне официальной идеологии прежде всего как великорусско-украинские
проекты, если бы украинская шляхта и дворянство была легализована
в политико-правовом пространстве Российской империи именно
как украинская. Если бы, в конце концов, два народа, а не
один великорусский (или как вариант, "единый русский
народ", понимаемый как совокупность великороссиян, украинцев
и белорусов, принявших русский литературный язык и отказавшихся
от своих этнокультурных особенностей) считались государствообразующими.
Однако сами украинцы пока исторически реализовались не как
активный формотворческий - имперообразующий этнос, но скорее
как пассивный - имперонаполняющий и импероудерживающий. Роль
украинской диаспоры для России выходит за рамки обычного национально-культурного
меньшинства - украинская диаспора в России имеет системообразующий
характер. Так, если русские, попавшие на Украину, нередко
чувствовали себя носителями определенной исторической миссии
(например, установление Советской власти в Восточной Украине
и в предвоенный период в Галичине, борьба с "бандеровцами"
после войны, государственное и промышленное строительство),
то украинцы, оказавшиеся в России и не ощущающие, как правило,
никакого провиденциализма в своей миграции, службе или любой
иной деятельности, фактически и были той силой, которая "собирала"
Большое Евразийское Пространство, "выстраивала"
многие российские регионы.
Не случайно так популярна точка зрения на этногенез великороссов
(вне зависимости от ее исторической достоверности и научной
адекватности) как на процесс постоянной миграции представителей
древнерусских племен с территории современной Украины в Северо-Восточную
Русь и культурную ассимиляцию ими местных угро-финских и туранских
племен. В XVII-XX веках этот процесс, согласно подобной точке
зрения, трансформировался в непрекращающуюся миграцию украинцев
в Россию и их "растворение" в великорусской среде.
Испытывая привязанность к степному и лесостепному ландшафту,
украинцы более или менее равномерно расселялись по пространству
Большой Евразийской Степи в широтном диапазоне Украины, т.е.
на юге европейской части России, в Казахстане, на Дальнем
Востоке (похожие ландшафты украинские эмигранты заселяли по
всему миру - в США, Канаде, Латинской Америке, Австралии).
Большое Евразийское Пространство (и особенно Северный Кавказ,
Кубань, Нижнее Поволжье, Башкирия, Казахстан, Западная Сибирь,
Дальний Восток - "Зеленый Клин") удерживается с
XVII века и до сих пор в значительной степени именно этническими
украинцами и их ассимилированными потомками: духовенством
и чиновниками, крестьянами-переселенцами и казаками, военными
и инженерами оборонных предприятий, нефтяниками и газовиками,
изгнанными с Украины во время коллективизации "куркулями"
и ссыльными-"бандеровцами". Украинцы составляли
существенную, иногда доминирующую, часть и в первоначальной
колонизации азиатской части Большого Евразийского Пространства,
и в "столыпинском" переселении, и в многочисленных
"стройках коммунизма", и в миграциях советского
времени - освоении Сибири, Крайнего Севера, казахстанской
Целины.
В 1639 году сподвижники Ермака с символичными именами - восьмидесятилетний
казак Иван Черкас Александров ("черкасcами", как
известно, называли в XVII веке восточных украинцев) и Иван
Московитин дошли до Охотского моря и основали на побережье
будущий город Охотск, что означало выход славянского евразийского
государства к Тихому океану. Основание же самой Москвы связывается
с деятельностью киевского великого князя Юрия Долгорукого,
а ее мистическое возвышение начинается от митрополита Киевского
и всея Руси свт. Петра, волынянина по происхождению. Именно
ему принадлежит пророчество о Москве; он также благословил
московского князя Ивана Калиту построить церковь в честь Успения
Пресвятой Богородицы (ныне Успенский собор Кремля), где совершалась
коронация царей и настолование патриархов.
Занятно, но до прошлого года вполне символично для обозреваемой
темы звучали и фамилии губернаторов граничных российских регионов
(если, конечно, абстрагироваться от их личностей и особенно
от их деятельности): на западном направлении - Леонид Горбенко
и Михаил Прусак (Калининградская и Новгородская области),
на восточном - Евгений Наздратенко (Приморский край), северное
- Александр и Алексей Лебеди, Леонид Рокецкий (Красноярский
край, Хакасия, Тюменская область), южное - Николай Кондратенко
и Евгений Савченко (Краснодарский край и Белгородская область).
Красноречив и ряд имен украинцев - пионеров космонавтики и
ключевых фигур советского ракетостроения, чьими трудами была
обеспечена защита Большого Евразийского Пространства: Николай
Кибальчич, Юрий Кондратюк (Александр Шаргей), Сергей Королев,
Владимир Челомей, Михаил Янгель, Валентин Глушко…
На освоенные земли украинцы принесли с собою свои методы хозяйствования,
свои стереотипы поведения, свою кухню, свое отношение к земле,
сельскохозяйственные традиции и шире - свой образ обустройства
окружающего мира. А элементы народной материальной культуры,
как известно, намного стабильнее, чем национальное сознание,
которое размывается уже во втором-третьем поколении переселенцев.
В современной России немного людей, у которых не было бы родственников
на Украине или украинских предков, украинское этическое влияние
изменило антропологический облик великорусского народа - недаром
в последнее время выделяется отдельный этнический великорусский
подтип - "украинский" (наряду с поморами, сибиряками,
донскими, уральскими и прочими казаками, старообрядцами некоторых
согласий, центральнороссийским подтипом и т.д.). Несомненно
также, что отток пассионарных мигрантов из Украины в Россию
и другие республики бывшего СССР - на удержание Большого Евразийского
Пространства - значительно ослаблял собственно украинский
социальный, технологический и культурный потенциал.
На русскую культуру украинское влияние, украинский компонент,
украинская тематика имели совершенно особое влияние (кстати,
ничего похожего не было с белорусской культурой и белорусами,
с которыми русским людям, как правило, всегда легче находить
взаимопонимание, чем с украинцами). На протяжении последних
столетий русская культура формировалась в постоянном диалоге
прежде всего с западноевропейской и украинской культурами
- тут можно вспомнить и т.н. "книжную справу" середины
XVII века с никоновскими церковными реформами, и влияние XVIII
века, и гоголевский след. В русской советской культуре украинское
влияние, помимо всего прочего, являлось катализатором для
собственного рустикального дискурса - особенно это отразилось
в кино сталинской эпохи.
В середине 1980-х в великорусском сознании ностальгия по "утраченному
раю" деревенской жизни, по покинутой "малой родине"
среднерусского "Нечерноземья" моделировалась эстрадными
шлягерами типа песни "Малиновый звон": "Малиновый
звон на заре / Скажи моей милой земле, / Что я в нее с детства
влюблен / Как в этот малиновый звон" (музыка Александра
Морозова, уроженца Винницкой области, слова Анатолия Поперечного,
уроженца Херсонской области, исполнение Николая Гнатюка -
уроженца Ровенской области). В те же годы чуть ли не культовым
стал фильм о проблемах великорусского крестьянства "Архангельский
мужик" Анатолия Стреляного, уроженца Сумской области.
Исторически так сложилось, что "самые-самые" патриоты
России (и имперской, и современной) - с Кубани (из кубанских
казаков состояла даже охрана российских императоров, именно
там был эпицентр Белого движения). Какой сейчас "самый-самый"
из народных хоров России? Уже давно - не имени Пятницкого
или Уральский, а Кубанский Казачий под руководством Виктора
Захарченко, исполняющий "кубанские" народные песни
типа "Розпрягайте, хлопці, коней" ("кубанскими"
в данном случае является модернизированная форма "коней"
вместо архаической украинской в винительном падеже множественного
числа "коні", да аляповатый припев "Маруся
раз-два-три…"). Оплот российского агропрома - Краснодарский
край, Белгородская и Воронежская области, где большинство
коренного населения - этнические украинцы (в том числе черноморские
кубанские казаки).
Однако украинская диаспора России имеет колоссальное значение
и для самого украинского государства. Как правило, российским
украинцам не присуще чувство ущербности, "младшего брата",
им понятнее глобальный и стратегический масштаб мышления,
для них естественен евро-азийский опыт (как чисто практический
- скажем, совместное проживание с неславянскими народами,
так и экзистенциальный).
Теперешняя прозападная ориентация значительной части украинской
элиты может рассматриваться, помимо всего прочего, как контрреакция
на доминирующее в официальной дореволюционной и советской
идеологии представление о национальном призвании России и
Украины: Россия мыслилась вполне эсхатологично - как "собирательница
земель", "защитница православных народов",
"надежда мира", "оплот коммунизма", а
Украина - как "житница", "кадровый резерв",
"всесоюзная здравница".
Внутри самой России существует несколько цивилизационных "швов",
по которым при крайнем обострении тех или иных неблагоприятных
обстоятельств государственное пространство может распасться.
К таким относятся: граница славянских / неславянских регионов,
"синего" / "красного" электоральных поясов,
южновеликорусских / северовеликорусских субэтносов на европейской
части России, границы доминирующего влияния различных группировок
региональной элиты и т.д. Особенность реэтнизации - этнокультурного
возрождения - украинской диаспоры заключается в том, что этот
процесс не несет никакой угрозы национальной безопасности
России. В силу различных исторических и культурных обстоятельств,
украинско-российские отношения основываются на принципе позиционирования
российского начала как активного, украинского - как пассивного.
Поэтому именно грамотная и разумная политика российской власти
в отношении украинской диаспоры России может иметь не только
узколокальное, но даже инструментально-стратегическое значение
- крайне важное для правильной конфигурации баланса сил на
постсоветском политическом и информационном пространстве.
В самой же Украине пока доминирует нетворческое, потребительски-прагматическое
отношение к украинской диаспоре - как западной, так и восточной.
Первая рассматривается в качестве "инвестора" -
нередко для весьма сомнительных проектов. Второй же - в силу
финансовой бесперспективности - вообще не придается никакого
значения. А ведь именно восточная (прежде всего российская)
украинская диаспора может стать значительной силой в разнообразных
социально-политических и экономических проектах, реализуемых
на Украине.
Проблема современной украинской политической элиты состоит
в измельчении масштабов ее мысли и волевых способностей, в
размытости политических ценностей и геополитических приоритетов,
в закрытой системе элитного рекрутирования, в отсутствии ярких
харизматических лидеров, в слабости молодой элитной генерации,
в ограниченной способности к инновационному развитию.
В последнее время на Украину для сотрудничества приглашается
немало российских специалистов по экономике, политологии,
политическим технологиям, журналистике и другим областям;
особенно их приток увеличился в преддверии парламентских выборов
(31 марта 2002 года). Но большинство подобных "спецов"
рассматривают "ту страну" (в противоположность "этой
стране", т.е. России) лишь как место выгодного заработка
- насколько известно, они все претендуют на значительно большие
гонорары, чем местные коллеги; в самой же России имеет место
высокая конкуренция. Отсюда и хищнически-паразитическое с
их стороны отношение, нередко даже нескрываемое, к украинскому
обществу. Несомненно, куда как интереснее российские кадры,
связанные с Украиной духовными узами и своим генетическим
происхождением.
Отсутствие в нынешней украинской политической элите харизматического
лидера может быть преодолено путем реэмиграции из восточной
украинской диаспоры "раскрученной", политически
значимой в самой России фигуры. (Такое явление вполне нормально
для центрально- и восточноевропейских стран - нечто подобное
уже произошло в Литве, где президент Адамкус - бывший гражданин
США, и Латвии, где Вике-Фрайберга - бывшая гражданка Канады;
о возможности повторения реэмиграционного президентского сценария
вполне серьезно говрилось и применительно к Чехии - в качестве
кандидата рассматривалась Мадлен Олбрайт.)
Однако, речь вовсе не идет о "заслании" на Украину
"агента влияния", который бы лоббировал интересы
российских олигархов. Просто российские масштабы бытия, наличие
позитивного политико-психологического опыта сверхдержавы,
вся российская действительность приучают человека к несколько
иному типу поведения, воспитывают в нем иной тип мышления,
крайне необходимый Украине. Против реализации подобного сценария
два фактора.
Во-первых, - Конституция Украины, статья 103 которой предусматривает
десятилетний ценз проживания на территории государства (для
изменения этой нормы необходимо не меньше 300 из 450 голосов
депутатов Верховной Рады). Во-вторых, против работают определенные
стереотипы мышления украинской элиты, ее корпоративная самодостаточность.
Еще во времена СССР это четко проявлялось на примере разнообразных
творческих союзов, в которых россияне активно блокировались
с выходцами из других союзных республик, а украинские писатели,
поэты, композиторы, художники, театральные деятели стояли
как будто особняком. Тогда, понятное дело, речь не шла о политическом
противопоставлении себя "старшему брату", но общее
немалое количество членов всех украинских союзов создавало
ощущение собственной значимости и притупляло интерес к соседям
- при советской власти творцы украинской культуры не испытывали
необходимости в психологической поддержке со стороны Москвы;
не испытывают они ее и сейчас. Что касается политики, то человеку
из Украины было намного проще сделать карьеру в Москве (особенно
в послесталинский период, когда расклад в Кремле определяли
выходцы с Юга России и из Восточной Украины - от Хрущева и
до Горбачева), чем москвичу - в Киеве (если он, конечно, не
был чьим-то назначенцем). К примеру, в кавказских республиках
соотечественников, сделавших карьеру в "самой Москве",
считают чуть ли не пророками, а на Украине зачастую наоборот
- "зрадниками".
Таким образом, и сохранившая национальную идентичность украинская
диаспора России, и существующая на протяжении всей актуальной
российской истории украинская миграция, имеют колоссальное
значение для формирования всех аспектов российского мира -
культурных, демографических, хозяйственных, геополитических,
экзистенциальных. Одновременно украинцы России могут рассматриваться
также и в качестве ценного интеллектуального и человеческого
ресурса для возрождения украинского мира, нет никакого сомнения
в том, что без восточной диаспоры не может быть полноценной
Украины.
|