ИГРА, ИГРУШКА, ВОСТОРГ, ЭКСТАЗ. Это очень серьёзные вещи   Дмитрий Александрович ПРИГОВ[1] Писатель, художник Общепринятого понятия «индустрия восторга» пока не существует. Однако для современного социогуманитарного мыслителя, равно как и для деятеля актуального искусства, это словосочетание оказывается «заранее понятным». Тем более для автора, объединяющего в себе обе позиции, и применяющего на практике «восторгающие», экстатические художественные методы (чтение стихов как мантр, медитативный речитатив и многое другое). Поэтому мы обратились с рядом соответствующих вопросов к Дмитрию Александровичу Пригову. К ПРОЕКТУ ИНДУСТРИИ – Дмитрий Александрович, какой вам видится возможная в будущем «индустрия восторга»? – Восторг, «вос-торжение» человека – это феномен трансгрессивного переноса в другую область. Понятие восторга – из понятий экстатических, в принципе отвергающих рутину. Так что «индустрия восторга» – это, строго говоря, оксюморон. Состояние восторга и вообще экстатические состояния возможны либо в религиозных ритуалах, либо в квазирелигиозных – в пределах государственных и иных праздников, молодёжных рок-представлений. Но они невозможны, скажем, в семье, потому что семья, как и индустрия, зиждется не на экстатических переживаниях, а на социокультурной рутине. Экстатические переживания возможны в акте совокупления. Но сам этот акт, рассматриваемый в данном модусе, есть вообще тантрическое действие, выходящее за пределы семейных отношений. Любовь тоже, вообще, состояние тотально экстатическое. Выдвижение понятия индустрии восторга – это попытка утвердиться в очень зыбкой пограничной зоне – рубеже, на котором ещё работают всякие ритуалы и механизмы обыденной жизни, и где следующий миллиметр, следующий шаг – начинается уже состояние человека, не подлежащего никаким способам регуляции. – В чём, по-вашему, главная особенность «человека восторженного»? – Главное, что «восторженный человек», человек в изменённом состоянии сознания, способен на сверхчеловеческие поступки. Он способен закрыть собой амбразуру дота; ходить босиком по углям, в состоянии религиозного экстаза; он способен на убийство... На совершенно не детерминированную и ничем не оправданную любовь к другому человеку. На все поступки, которые в пределах социокультурной рутины блокируются рациональностью, этикетностью и понятием целесообразности. Восторжение, восхищение человека есть изъятие из горизонтальности, из обыденности в те пространства, где детерминация обычной жизни нарушается. Там он живёт по другим законам. Более того, там нет законов! Это восторжение из мира законов в мир свободы. Дальше человеком уже нельзя руководить. Дальше им руководят силовые линии того пространства, куда он попадает, – высшие силы. Собственно говоря, индустрия восторга – это индустрия пограничного состояния. А поскольку граница, как известно, принадлежит обоим доменам, поэтому восхищаемый и принадлежит обоим доменам, а индустрия принадлежит только предыдущему домену обыденности и рутины. – Но она может учиться возвращать в свой домен продукты восторжения. – Если индустрии удастся каким-то способом наладить трансферные отношения с восторгаемым как медиумом, то не исключено, что она научится опускать, нисторгать в нашу жизнь из горних сфер атрибуты и смыслы того запредельного пространства, состояния, Бога, или как угодно. Сложность в том, что индустрия способна наблюдать человека только в обычном состоянии сознания. Уходя в то пространство, он становится неразличимым для её оптики. Поэтому если она что и различает, то лишь его отяжелевшую часть, присутствующую здесь... БЕСПРЕДЕЛ ENTERTAINMENT'А В более привычном, прагматическом ключе «восторжение», «восторг» можно раскрыть не в терминах глобальных преображений, почти метафизических, а просто как высшую степень наслаждения. Тогда перед нами просто часть индустрии развлечений, entertainment, но имеющая дело с более сильными, шоковыми приёмами. Такая индустрия может пользоваться и образами отвратительными, и методами предельного воздействия на отдельные органы восприятия. Это может быть переизбыточное наслаждение для зрения, слуха, вкуса, тактильности. Какие-то экстатические клиповые продукты с предельной краской и предельным саундом... Скажем, рок использует низкие басовые тоны и предельную минималистическую ритмичность, что тоже может привести человека в состояние медитации, либо экстаза. Наверное, такие возможности имеются и у воздействия на обоняние, и так далее. – Не это ли моделировал в «Парфюмере» Зюскинд? – Конечно. ...Итак, эта индустрия возможна. Однако она граничит уже с неконвенциональными религиозно-сектовыми способами воздействия на человека. Изменённое состояние сознания всегда рискованно, опасно. Но при наличии механизмов удержания его на границе ухода, им можно манипулировать в пределах развлечения, – градуируя всю эту шкалу: «удовольствие, наслаждение, восторг». – Возможно ли «развлекательное» применение медитации? Entertainment слияния с Великим Ничто... Туризм в трансцендентное? – Для людей действительно занимающихся медитативной практикой сие есть просто некое состояние наслаждения в рамках этого, посюстороннего мира. Медитация же предполагает выход из него. Но для привычной индустрии entertainment такие состояния – чуть покуривать, чуть «плыть» от музыки – это уже состояния полумедитативные. Иначе, при серьёзном подходе, вся индустрия должна стать простой пропедевтикой. Смириться до роли подготовительного действа, до уровня яслей или подготовительной школы к «институту» – уходу человека. – Праздники – не являются ли они тоже механизмом восторга, экстаза, причём массовым? – Праздник, изначально имевший религиозное содержание, не обязательно связан с экстазом. Это просто разрыв в социально-экономической и культурной рутине. Не всегда связан праздник и с радостью и весельем, он может быть связан с печальным, с трагическим. Скажем, смерть Христа, эти двенадцать праздников христианских отнюдь не связаны с состоянием восторга или эйфории. Есть и личные праздники: например, когда нет колбасы, то достать колбасу – это праздник, в конце концов! Нарушение нормального течения жизни. Поэтому индустрия восторга и праздник – области пересекающиеся, но отнюдь не совпадающие. – Работа Prigov Family Group[2] тесно связана с механизмами восторга. Там происходит что-то в пространстве смыслов, но и плоская проекция, отбрасываемая на нашу сетчатку, вовлекает зрителя в «трансгрессию» своей композицией, анимацией, колоритом... – Эта группа имеет своей целью воспроизвести ячейку семьи, как первичный ритуальный организм, который апроприирует мир во всём богатстве его проявлений. Посему она и способна на квазиритуальные действия. Она их не столько имитирует, сколько воспроизводит логос всех этих действий – от вылепливания Образа Новой России до одомашнивания картофеля – в элементарной антропоструктуре из трёх человек. Один – это одиночка, двое – это пара, но трое – уже коллектив. Минимальная схема семьи: два пола, два поколения. И когда совершается ритуальное действие, задача группы не столько самой впасть в экстаз – хотя и это бывает, – сколько попытаться индуцировать это состояние у людей предстоящих. Состояние, которое бы было у них, присутствуй они при архаических ритуальных действах. – ...Игрушка – ближайший коннотат радости, восторга, игры. Что такое игрушка в рамках человечества и в рамках Prigov Family Group? – Феномен игрушки можно рассматривать в синхронии и исторической диахронии. Игрушка пришла из традиции магических манипулятивных практик. Манипулируя игрушкой, человек моделирует мир и в то же время овладевает миром. Потом это переместилось в зону детского социума и стало способом социального приуготовления, проигрывания ребёнком будущих жизненных ситуаций – с помощью игрушки. В коей осталась черта магичности, конечно! Скажем, когда Чичоллина, итальянская порнозвезда и бывшая проститутка, стала депутатом парламента, она вошла туда с детскими инфантильными игрушками, отрицая с их помощью мир серьёзных мощных людей и 21 традиционный образ «государственного мужа»: строгий костюм, конвенциональное поведение... В наше время игрушечный медвежонок, например, становится генеральным презентантом всех человеческих игрушек. Во-первых, он сохраняет в себе черты фратарной и тотемической презентации, пункта связи человека – через природный мир – с Космосом. Медвежонок – это орудие установления баланса между человеком и Космосом. Кроме того, он, конечно, презентует детство. В бездетных семьях он может замещать, как собака, ребёнка, на него могут быть спроецированы все коннотации потомства, вся сфера эмоциональных отношений, даже семейно-эротических. Плюш ведь несёт в себе, через тактильность, эротический заряд... И третье: в наше время он приобретает значение презентанта утраченной в нашем обиходе природы. Он есть заместитель и домашних животных, и дикой environment. БИТВА ПОКОЛЕНИЙ – Однако несколько лет назад вас везде можно было видеть с плюшевым крокодильчиком... – Да-да-да! Как вы понимаете, в детские игрушки вчитывается столько эмоций, что они очеловечиваются. У Даниила Андреева – один из миров предназначен к тому, чтобы человек встречался со своими детскими игрушками, которые обретают там почти равный ему образ, квазиантропологический, как и литературные герои, в которых тоже инвестировано столько эмоций и переживаний... Так что этот крокодильчик живёт в моём доме до сих пор. Его всё время пытается вос-хитить у меня мой внук, но я каждый раз возвращаю его к себе; у нас, естественно, происходит борьба. – Сюжет прямо-таки из эллинского мифа. – Почти как за Елену, да-да... У внука масса игрушек, но по причине, вероятно, моего сопротивления этот крокодильчик обретает в его глазах особую ценность, какую-то персональность, значимость, которую он непременно хочет приобщить к своему миру. Приходя, он начинает разговоры с вопроса: «А как там крокодил? Когда ты его привезёшь ко мне?» Я отвечаю прямо: «Он мой!». – «А погостить? Он познакомился бы с моими игрушками...» Диалог длится, но подспудно я чувствую, что под этим длинным разговором – страстное желание его захватить. Пока что в этой борьбе побеждаю я, но я понимаю, что время работает на него... – «Тургеневский юноша», последняя акция Prigov Family Group. Явная реминисценция на «тургеневских барышень»... – Тургеневская девушка реализует все свои амбиции в пределах такой как бы духовной сферы, почти отрицая телесность. Такое гиперхристианское представление о человеке, когда тело есть отягощающий элемент, и тот, кто преодолел его, и есть возвышенный человек. Тургеневские девушки посвящают себя какому-то делу, любимому человеку и прочее. Этот принцип самоотверженности, почти орденской, свойствен не только русским девушкам. Но в тургеневском юноше важно было не это, а возвышенный характер тургеневских текстов, которые полны обаяния при чтении, и служат не столько экстатическому служению, сколько анестезии, транквилизации бытия. В нашем случае тургеневским юношей был этот плюшевый мишка, который, будучи изъят из реальных мирских отношений, стал сосредоточением любви – даже не он источал любовь, а на него источалась любовь, превращая его в презентанта этой любви и лиричности. БРЕМЯ КУЛЬТУРТРЕГЕРА Между человеком и природой всегда стояли какие-то промежуточные, медиумные агенты. В свое время это были домашние животные. Поэтому в городском быту медиацией между человеком и природой стал вот этот мишка. И мы пытались, оторвав его от природы, приобщить его к социуму. Тургенев, принадлежа к аристократическому классу, то же самое проделал с народом – он пытался насильно привить ему эту культуру. ...Мы вынимали из медвежонка его природное наполнение и взамен впихивали в него страницы из тургеневской «Аси», потом зашивали, и он начинал чуть буратинистым голосом читать «Асю». То есть мы воспроизводили ритуал, который наиболее социализированная культурная часть общества всегда воспроизводила над народом. В её представлении он был природой, и она всегда насильно приобщала его к культуре. – Микромодель интеллектуальной мобилизации! Как с Пиноккио или Буратино: тебя вырезают из дерева, вручают азбуку и гонят в школу... – Совершенно верно. Мы моделируем реальный социальный механизм. Беседовал Игорь Сид (Интервью для журнала "Со-ОБщение", №12, декабрь 2004)   Примечания: [1] Дмитрий А. Пригов — автор, вошедший в дополнительный список Рейтинга социогуманитарных мыслителей России (см. «Со-Общение» 2004, №9, с. 33-35). [2]. Prigov Family Group — группа акционного искусства, созданная в 2002 году и выступающая, как правило, в тройном составе: Дмитрий Александрович Пригов, его сын антрополог и художник Андрей Пригов, жена Андрея медиахудожник Наталия Мали. Иллюстрации: – Дмитрий Александрович Пригов после перформанса Prigov Family Group "Одомашнивание картофеля". Москва, ЦДХ, 26.04.2003. Фото автора. – "Тургенеский юноша". Перформанс Prigov Family Group: Н.Мали, Д.А.Пригов, А.Пригов. Москва, ЦДХ, 28.05.2004. Фото автора.